– Эй, там, кто-нибудь! Уведите эту бедняжку вниз, в каюту!
Когда вечером семья миссионеров собралась на ужин, состоявший из жидкой овсянки и твердого сыра, на лицах всех: и мужчин, и женщин были разочарование и досада. К тому же половина миссионеров опять заболела и не смогла выйти из своих кают. Остальные дружно переживали неудачную попытку корабля причалить к острову, поскольку все отлично понимали, что следующая возможность прогуляться по суше представится им очень нескоро. Какой недружелюбной и противной казалась им сейчас эта каюта с раскачивающейся лампой, заправленной китовым жиром и противно поскрипывающей в ночи! Из отхожего места доносились отвратительные запахи, и новая волна отчаяния накатила на друзей, которых теперь снова тошнило без перерыва. Кеоки, внося в каюту еду, заявил:
– Я бы хотел предложить всем собравшимся вечернюю молитву.
И он принялся на богатейшем гавайском языке восхвалять открытое море, сравнивая его с сушей, поскольку, находясь в океане, человек обязательно обращался к Богу, тогда как на суше ему выпадают всевозможные соблазны. Поэтому, как логично отметил Кеоки, даже лучше, что все они сейчас находятся на борту "Фетиды", а не на Браве.
Из всех слушавших Кеоки только Эбнер уже достаточно понимал по-гавайски и смог хоть немного вникнуть в смысл слов дикаря. Молитва показалась ему настолько уместной, что он пересказал её содержание всем остальным, а затем уди вил их ещё больше, самостоятельно прочитав свою первую молитву на гавайском языке. Правда, он запинался и несколько раз останавливался, вспоминая или подбирая нужное слово, но, тем не менее, в каюте из уст священника зазвучал родной язык дальних островов, и теперь сам Господь знакомился с тем странным сочетанием звуков, к которому в дальнейшем предстояло обратиться всей его семье миссионеров.
* * *
Пятнадцатого Октября, в понедельник, на сорок пятый день морского путешествия, поскрипывающая и постанывающая "Фетида" под яркими лучами солнца, по ровной глади океана, пересекла экватор. Первой жертвой этого торжественного события стал преподобный Хейл. День выдался жаркий, и капитан Джандерс, как бы между прочим, посоветовал своим пассажирам переодеться в старое платье, причем постараться особенно не наряжаться. Когда же капитан лично убедился, что никто не выбрал свой любимый костюм, он хитро подмигнул Кеоки, и тот мгновенно передал сигнал кому-то наверху.
– О преподобный Хейл! – тут же донесся голос из люка. – Кридленд хочет о чем-то поговорить с вами!
