Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение | страница 83
5.О мелочах. В лагере не ходят с песней, это колония, а не армия, зэки ходят молча.
(217 стр) «белая помятость платка» — Чарская. Не надо выгораживать Г.Б. и подсовывать ему именно жену — Лену, а не просто женщину, с которой он мог когда-то давно спать, или пить спирт, или просто ехать полчаса на попутке. «Несколько пышненькая» — (15) — это Зощенко. Надо почистить его с Эммой в начале, там герой умильный... Этого не надо.
Эрго: пропахав прилагательные и объяснения автора по поводу происходящего, подумав над смертью героя и над Костей в конце — немедленно в номер. Голосую двумя руками.
«СВЕТЛОВСКИЕ АПЕЛЬСИНЫ»
1965 год
Удивительно это щедрый и добрый человек — Михаил Светлов. Для людей моего поколения он писатель хрестоматийный, хотя бы потому, что «Гренаду» мы учили наизусть в тревожные дни тридцать седьмого года, еще не умея читать и писать. А вот сейчас, совсем недавно он вошел в жизнь младшего поколения — десятилетних мальчишек и девчонок, подарив им три прекрасных апельсина. И хотя возраст этих апельсинов весьма почтенен и впервые о них заговорил Карло Гоцци, у Светлова они — всего лишь предлог для продолжения его диалога с читателем, а после работы с Театром юных зрителей — и со зрителем. Вот о спектакле мне и хочется сказать несколько слов, хотя, по-моему, нет в мире ничего сложнее, как написать рецензию на работу коллеги, товарища по перу, ибо рецензия — жанр никем не изученный, и не понятый, и чудовищно сложный тем, что в нескольких строчках разрешается дать оценку многомесячной, сложнейшей работе целого коллектива.
Когда я сидел на спектакле «Любовь к трем апельсинам», поставленным Евгением Евдокимовым, то смотреть приходилось то на сцену, то на ребячьи лица. И если бы актеры, занятые в спектакле, могли проследить за выражением глаз зрителей, то, право же, они получили бы истинное вознаграждение за свой труд, потому что ребята жили всем тем, что происходило на сцене, жили — замерев, сжав кулачки, когда появлялась злая Моргана, и заливались смехом, когда неистощимый весельчак и добрый друг Труфальдино выделывает свои поразительные кульбиты и смешит старого короля и плачущего принца так, что только диву даешься. Большой гуманизм пьесы — вера в три апельсина, в Дружбу, верность, понятна аудитории людей, воспитанных на добрых и верных традициях «Тимура и его команды». А то, что это — сказка, с ее великолепным миром приключений, блестяще, кстати говоря, оформленная художником Коваленковым, так с точки зрения «довода» — высшего смысла пьесы для мальчишек и девчонок — это только большой плюс, ибо, по Пушкину: «Сказка — ложь, да в ней намек, добру молодцу урок».