…На дверях висела табличка «Раввин Кац. Прием трудящихся с 2-х до 5-ти».
К раввину сидела небольшая очередь, и Петровские сели четвертыми. Несмотря на то, что у ожидавших были соломенного цвета волосы и курносые лица, Саша, естественно, принял их за евреев — кто еще ждет раввина? — Простите, мы здесь впервые, — сказал он, — как у евреев принято обращаться к раввину?
Сидящая первой конопатая баба с румяным ртом ухмыльнулась.
— «Товарищ», - затем проокала она, — как ко всем — «товарищ»!
— Настя, — с укоризной поправил ее сидящий рядом муж, — раввин — лицо религиозное, к раввину надо обращаться — «батюшка». Батюшка он…
— Вы меня, конечно, извините, — заметил мужчина, сидящий третьим, по виду из образованных, — но батюшка в церкви… А это — «отец», насколько я знаю иудаизм.
Рябая с мужем промолчали, и по всему выходило, что «отец»…
— Спасибо, — сказал Саша, и они начали терпеливо ждать. За свою жизнь им приходилось стоять в очереди за всем — маслом, огурцами, мебелью, мылом, квартирой, водкой, в баню, к врачу, во Дворец бракосочетаний, но к раввину они стояли впервые…
…Первое, что бросилось им в глаза, когда они вошли в кабинет, был большой портрет вождя мирового пролетариата. Ленин широко улыбался и как бы говорил: «Ну что, попались, голубчики! Я всюду и везде!»
И Петровским вначале захотелось сбежать, им показалось, что они все напутали и попали в горком! Но тут за столом они увидели человека, который явно не походил на секретаря и не мог бы при всем желании сидеть в горкоме. Они вновь подняли глаза на портрет вождя и заметили вдруг, что это какой-то необычный Ленин. Если в Азербайджане на вас с портрета смотрит Ленин-азербайджанец, в Грузии — грузин, в Монголии — монгол, а в Каракалпакии — каракалпак, то здесь, со стены иудейского храма на вас глядел Ленин — еврей! Саше даже померещилось, что в вытянутой вперед руке он держит не кепочку, а ермолку, а на плечах его не пальтишко, а талес… И что, обращаясь непосредственно к ним, он пламенно и революционно картавит.
— Здгаствуйте, товагищи! — как бы говорил Ленин. И Саша, весь под впечатлением этого неожиданного открытия, тоже вытянул вперед руку и тихо произнес:
— Шолом, Владимир Ильич! — проникновенно произнес он.
— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался раввин. — Присаживайтесь.
Саша с Катей опустились в кресла и тут только заметили, что под портретом вождя стоит большая серебряная менора. Менора стояла так близко от Владимира Ильича, что, когда зажигались свечи, Ленин, по всем законам физики, должен был бы сгореть… Но поскольку он благополучно продолжал висеть — или менору никогда не зажигали, или он, как и утверждали, действительно был бессмертен…
