— В м-марте, — ответила Людмила. Она вся дрожала от страха.
— Правылно, девочка, — Сталин остался доволен. — А ысторыческы мартовскы плэнум?
— В-в… июле…
— Маладэц!! Странно, что у тебя не пятерка по истории партии. Придется расстрелять учитэля.
Сталин молча курил трубку и о чем-то напряженно думал. Людмила сидела, сжавшись в другом конце кровати, не зная, что сказать.
— О чем вы думаете, товарищ Сталин? — неожиданно спросила она.
— Всегда об одном, — ответил Сталин, — о народе. Покажи что-нибудь, дэвочка.
— Я комсомолка, товарищ Сталин, — Людмила зарделась.
— Ну и что, что комсомолка?! — Сталин удивился. — Сколько тэбэ лэт, дэвочка?
— 16.
— А мне — сэмдэсят! А еще джигит, а?!
— Джигит! Джигит!! — подтвердила Людмила.
— Ты меня поздравила с юбилеем?
— А как же, товарищ Сталин.
— Что ты мне пожелала?
— Здоровья, долгих лет, чтоб вы долго жили на радость нам!
— А вот какая-то сволочь, одна сволочь из наших двухсот миллионов замечательных граждан, пожелала мне, чтоб я сгорел. Это не ты, девочка?
— Что вы, товарищ Сталин! — Шепшелович видел, как Людмила подскочила почти до потолка.
— Значыт, не ты? — уточнил Сталин.
— Честное комсомольское!
— А почему же тогда, девочка, он на тебя не встает?
С Людмилой начало происходить что-то ужасное, она задыхалась.
— Я — комсомолка, я — п-пионерка, я — верный ленинец.
— Нэт, ты враг народа, девочка, — перебил ее Сталин, — у меня только на врагов народа не встает! Товарищ Хасбулатов, арестуйте школьницу-комсомолку.
Людмила заревела. Шепшеловичу кровь бросилась в лицо. Из-за него должно будет погибнуть юное невинное создание. Он не мог промолчать.
Откинув полог, Шепшелович выскочил из-под кровати:
— Отпустите девочку! — крикнул он. — Это я пожелал вам сгореть! Она не виновата! Отпустите девочку и арестуйте меня!
Шепшелович протянул руки для наручников.
На кровати никого не было.
В комнате стоял сильный запах «Герцоговины Флор»…
«Если он в ближайшее время не сдохнет в Кремле, — подумал Шепшелович, — я тронусь.»
И вновь залез под кровать.
Вскоре пришел Гурам и сказал, что в Тбилиси тревожно, ждут прибытия Сталина и всюду ожидаются обыски. Надо немедленно бежать.
— Куда, — спросил Шепшелович, — я знаю, что под кровать, но куда?
— В Киев, — сказал Гурам, — там у меня кацо живет, замечательный человек, вино любит, цветы любит, грузин любит.
— А евреев? — спросил Шепшелович.
— Разве после «Цинандали» можно кого-либо не любить? — спросил Гурам…
В Киев Шепшелович летел самолетом, но в трюме, в ящике для цветов. Гурам вез их на центральный рынок по 5 рублей за штуку. Среди красных роз лежал белый от страха Шепшелович. Он задыхался от аромата, шипы кололи во все места. Он их возненавидел и больше в своей жизни никому не подарил ни одной розы.
