Явился Себек, мрачный, как грозовая туча.
— Пусть крокодил сожрет эту женщину! — выкрикнул он. — Мой отец сделал большую, чем всегда, глупость, взяв ее себе в наложницы.
— Чем она тебе так досадила? — поинтересовался Хори.
— Она как всегда оскорбила меня! Спросила, поручил ли мне отец и на этот раз торговать лесом. Я готов был задушить ее.
Он походил по площадке и, подобрав камень, швырнул его вниз в долину. Потом тронул камень покрупнее, но отскочил, когда свернувшаяся в клубок под камнем змея подняла голову. Она, шипя, вытянулась, и Ренисенб увидела, что это кобра.
Схватив тяжелую палку, Себек яростно бросился на змею и, хотя первым же удачным ударом переломил ей хребет, все равно продолжал с остервенением бить по ней палкой, откинув голову и что-то злобно бормоча сквозь зубы. Глаза его сверкали.
— Перестань, Себек! — крикнула Ренисенб. — Перестань! Змея уже мертвая.
Себек остановился, забросил подальше палку и рассмеялся.
— Одной ядовитой змеей меньше на свете.
И снова расхохотался. Он заметно повеселел и зашагал вниз по тропинке.
— По-моему, Себеку нравится убивать, — тихо заметила Ренисенб.
— Да, — не выказав удивления, проговорил Хори, по-видимому, лишь подтверждая то, что давно знал. Ренисенб повернулась к нему.
— Змей надо бояться, — произнесла она. — Но какой красивой была эта кобра…
Она не могла отвести глаз от растерзанной змеи. Почему-то сердце ее пронзило острое сожаление.
— Я помню, когда мы все еще были детьми, — не спеша заговорил Хори, — Себек подрался с Яхмосом. Яхмос был на год старше, но Себек крупнее, и сильнее. Он схватил камень и принялся бить Яхмоса по голове. Прибежала ваша мать и разняла их. Я помню, как она кричала: «Нельзя этого делать, Себек, нельзя, это опасно. Говорю тебе, это опасно!» — Он помолчал и добавил:
— Она была очень красивая… Я понимал это еще в детстве. Ты похожа на нее, Ренисенб.
— Правда? — обрадовалась Ренисенб. И спросила:
— А Яхмос сильно пострадал?
— Нет, хотя поначалу казалось, что сильно. Зато Себек на следующий день заболел. По-видимому, чем-то отравился, но ваша мать сказала, что это из-за его злости и жаркого солнца. Стояла самая середина лета.
— У Себека горячий нрав, — задумчиво проронила Ренисенб.
Она снова бросила взгляд на мертвую змею и, вздрогнув, отвернулась.
2
Когда Ренисенб подошла к дому, на галерее сидел Камени со свитком папируса. Он пел. Она остановилась и прислушалась к словам песни.
В Мемфис хочу поспеть и богу Пта взмолиться:
