Я ощущаю каждый шаг своей судьбы, в пустоте, в этих вспышках, в бесцельном сидении и ожидании: вот она пробегает по пастбищу, вот она пронзительно воет, вот она исчезает за дамбой.
Внезапно мне требуется срочно найти, куда женщина спрятала мой чемодан, чтобы открыть его
и взять в руки вещи из родного дома. Я должен убедится, что ничего не пропало.
Но я не знаю, можно ли мне просто так вернуться в дом. Должен ли я спросить разрешение?
Во дворе, под навесом, старшая девушка собирается мыть посуду. Матери семейства нигде не видно.
Я возвращаюсь к забору пастбища. И так будет каждый день?
Я чувствую сладковатый запах несвежего навоза, приносимый ветром.
Вокруг меня зелёный простор. Когда солнце на мгновение пробивается сквозь тучи, я вдруг вижу яркие пятна и коричневые крыши и стены нашего дома становятся ярко-желтыми на солнце.
Девочка сидит и дуется на скамейке, она втянула голову в плечи и сердито болтает ногами.
К вечеру люди возвращаются с рыбой домой.
Мейнт победоносно шествует по каменистой дороге. Десяток серых и скользских угрей свернулись в панике
в спутанный клубок. У них заостренные головы и они очень похожи на змей. Я с большим трудом различаю у них глаза.
Полчаса спустя отец начинает доставать угрей из ведра. Он умело отрезает им головы, как будто срывает цветок со стебля.
Обезглавленные тела он бросает в ведро с водой, где они, к моему ужасу, продолжают двигаться.
Окровавленные головы он кидает на разложенную газету.
Я отворачиваюсь и убегаю, но вскоре возвращаюсь и сажусь рядом с ведром, уставившись на
отчаянно извивавшуюся массу боли.
4
Я ждал, дрожа под навесом, когда я смогу умыться, пока женщина заполняла насос.
Как только я лёг, она недоверчиво заглянула в альков и похлопала рукой по матрасу. Мне стало стыдно.
В комнате было две ниши-алькова, прикрытых деревянными створками, внутри которых располагались
кровати. Женщина запротестовала, когда я перед сном хотел снять своё нижнее бельё.
"Нет, мы всегда оставляем, иначе слишком холодно, даже если сверху пижама".
Мне было смешно ощущать на себе два слоя одежды в постели.
Мейнт и я должны были спать в одном алькове. Я отодвинулся как можно дальше к стене, оставляя больше места для него.
Стена была вся в трещинах. Голоса в комнате слыщались отдалённо, словно кто-то шептал на ухо..
Будучи глубоко погребённым под одеялом, в тепле и спокойствии, мной полностью овладели мысли и не давали заснуть, с широко открытыми глазами я думаю о доме. И все же это счастливый момент дня: я больше ни с кем не хочу говорить и никого видеть.
