— Что ж, Конан из Киммерии, — произнес граф, — ты меня увидел. Доволен ли ты увиденным?
Настал черед Конана пожимать плечами, как будто он не был уверен в своем впечатлении. Граф рассмеялся.
— Ты не слишком разговорчив. И не слишком-то вежлив. Мог бы сказать, что счастлив лицезреть своего нанимателя.
— Зато я честен, — буркнул Конан. — И по правде сказать, никакого счастья я не испытываю.
— Продолжай. — Граф внимательно рассматривал его.
— В долине говорят, здесь какое-то проклятье.
— Гм. Так зачем же ты нанялся ко мне на службу? Обычно люди избегают мест, над которыми тяготеет проклятье, — заметил граф. — Особенно варвары, вроде тебя. Дикари подвержены множеству суеверий.
— Если кто и подвержен суевериям, — рявкнул Конан, — так это твои невежественные подданные! А я определенно знаю, что любой колдун умирает, если снести ему его проклятую голову.
— Но я не колдун, — сказал граф.
— Я и не говорил, что ты колдун, — ответил Конан.
— Что ты слышал обо мне в долине?
— Будто ты обмазываешься человеческой кровью и в голом виде гуляешь при свете луны.
Граф невесело рассмеялся.
— Наверное, ты уже убедился в том, что это неправда.
— Может, и неправда, — сказал Конан. — Мне-то что.
— Нынешняя ночь зимнего солнцестояния — особенная, — произнес граф. — Такая случается раз в двадцать пять лет. Планеты в небесах выстраиваются определенным образом и при совершении особого ритуала можно наконец будет снять древнее проклятье.
— Для этого потребуется человеческая кровь? — спросил Конан.
Граф довольно долго молчал, опустив ресницы. Потом он поднял взгляд на своего наемника и посмотрел ему прямо в глаза. Синий взор киммерийца был холоден, как лед на вершинах гор.
— Ты мне поверишь? — наконец произнес граф.
Конан пожал плечами.
— Я готов поверить в любой рассказ. Но если это окажется ложью — пеняй на себя: моя рука не дрогнет, и лжец потеряет голову прежде, чем успеет извиниться.
Граф опять слабо улыбнулся.
— Мне нравится, как ты говоришь. Похоже на старинную песнь. Когда-то в этом замке бывали бродячие певцы, я немало песен услышал от них, когда был ребенком.
Конан с отвращением покривил рот, всем своим видом показывая, что менее всего занимают его откровения графа о своем детстве. Казалось, граф понял это. Вздохнув, он продолжил:
— Больше ста лет назад здесь было совершено злодеяние. Мой предок, человек необузданный и жестокий, увидел в долине девушку и забрал ее к себе в замок. Напрасно отец девушки умолял своего господина пощадить ее и вернуть родителям. Напрасно просили о том же ее братья и даже несчастный жених. Мой предок держал ее в замке — сперва для постельных утех, а потом, когда она наскучила ему, — для тяжелой и грязной работы. Предание говорит, что она вступила в сговор с ведьмой, пришедшей в замок для торговли целебными и приворотными снадобьями, и купила у нее страшный яд и вместе с ядом — заклинание. Каждое полнолуние выходила пленница из своей комнаты и обходила весь замок. Она смачивала палец в яде и касалась каждого камня замковой стены, произнося раз за разом свое страшное заклинание. Здесь проклято все: стены, окна, потолки и полы. Все, чего касалась рука пленницы.
