…в которых она видела…
Она попыталась отогнать ужасные образы.
«Господи, Дженн, пожалуйста, — думала она, сжимая кулаки. — Ты ведь спасаешь людей от гибели, у тебя это хорошо получается. Спаси же и меня».
Дженн долго и внимательно вглядывалась в лицо сестры. Ей очень хотелось взять ее под свое крыло, как она делала всегда, когда они были маленькие. Но она не могла. Если за последние два года она и поняла кое-что, то именно это. Она не смогла бы защитить Хеду, если бы та была зачислена в Академию. А с другой стороны, она не может присматривать за ней, находясь в другой части света. Особенно, если отец, как слепец, не видит правды, и тем более если Сан-Франциско действительно попал в руки вампиров.
С каким отчаянием Хеда смотрела на нее, старшую сестру! Дженн нутром чувствовала, что Хеда что-то от нее скрывает, но благоразумно не стала выпытывать.
— Мне надо подумать, — уклончиво сказала она.
И она действительно много об этом думала. О том, что видела в Сети и по телевизору, об американских солдатах — в Вашингтоне и Сиэтле, в Чикаго и Лос-Анджелесе — которые врукопашную дрались с вампирами, вооруженные только заостренными колами; об ученых, вечно бубнящих про вампиров одно и то же и не понимающих, что правда, а что просто миф. Прямые солнечные лучи действительно сжигают их, они на самом деле могут умереть, если их обезглавить, сжечь или пронзить колом. Они действительно не могут не пить человеческой крови. Физически они действительно гораздо сильней человека. И они действительно силой «обращают» людей, и те становятся такими же вампирами.
Они действительно побеждают в этой войне.
Она вспомнила время, когда Соединенные Штаты запросили перемирия. Была введена карточная система, и занятия в школе отменили, опасаясь неожиданного нападения. Она помнила, как бабушка и папа Че рассказывали о своих друзьях, погибших во время попытки захватить цитадель вампиров… гибель их была ужасна.
Отец тоже пережил все это. И тоже все помнил. Но он решил сдаться, уступить врагу, стал голосовать за тех политиков, которые хотели покончить с войной, приказал жене не продавать в своей галерее картины, которые можно было истолковать как враждебные по отношению к Проклятым. Господи, какую он сделал ошибку!
Надо предложить Хеде что-нибудь другое.
К вечеру народ стал расходиться. Остались только свои: ближайшие родственники и друзья. Дженн воспользовалась возможностью ускользнуть и хоть несколько минут побыть одной. Она укрылась в кабинете папы Че, уселась в его кресло, закрыла глаза и представила себе его лицо, склонившееся над клавиатурой компьютера. В комнате сохранился его запах; у нее снова потекли из глаз слезы.
