– Ей Богу, Василий Иванович, – преданно присягнул командиру Петька и рванул непроизвольно ворот гимнастерки, обнажив густо поросшую рыжей курчавиной грудь. – Мы с брательником и не такие дела проворачивали. Если он поставил на обмен золотую вещицу, гарантируя царское происхождение, можно принимать без всяких сомнений. В нашем роду своих надувать не положено, за это крепко умеют наказывать. Я про его подвиги знаю много чего, стоит только капелевцам на ушко шепнуть, свои же офицеры к стенке поставят. Не вчера на свет народился. Братан у меня в таком капкане сидит, что баловаться ни за какие коврижки не станет.
– Ты давай не бузи, – потребовал Чапай, – толком рассказывай, все по порядку. Откуда взялось это кольцо, как к беляку попало, и причем здесь царские барышни? Что ты за человек такой, вечно в какую-нибудь кучу навозную без приглашения вляпаешься. Дело, скажу, не шутейное, болтаешь языком что ни попадя, совсем башкой соображать не желаешь. А ну как в штабе у Фрунзе дознаются про геройства твои, да про царские украшения, нам здесь всем контрразведка такой подвальчик устроит, что Ипатьевский сладким раем покажется. Не примут в расчет ни твои, ни мои ордена, не посмотрят даже на боевые ранения.
После наметившейся перспективы Ипатьевского подвальчика, ординарец заметно потух, быстро сообразил, что последствия могут возникнуть самые мрачные. Он подтащил к себе бисером расшитый кисет, достал из кармана собственную осьмушку газетной бумаги и неспешно завернул козью ногу. После первых затяжек, по телу прокатилась успокоительная блажь, принесшая некоторое душевное равновесие и Петька начал покорно колоться.
– Что тут долго рассказывать, – в святой простоте развел руками бесхитростный воин, – обыкновенная фортуна, масть поперла. Колечко царское Митька потащил у недавно казненного комиссара, который принимал личное участие в расстреле императорской семьи. Братан мой, слово даю, в пленного комиссара не стрелял, его белые офицеришки порешили. Митьке пришлось только продырявленное тело закапывать и, понятное дело, приглянул для себя кожаный пиджачок. Он, дурак, чуть было эту тужурку на ведро молодой картошки у знакомого мужика не сменял, но седло решил обновить, вот кожа в срочном порядке и понадобилась. Распорол штыком от винтовки подкладку, а из под нее золотишко посыпалось. По всему видно, много чего интересного было на барышнях царских навешано, полюбляли, бесспорно, молодые девицы матушку Русь. Братан под секретом показывал мне золотой образок двухсторонний. С одного боку Богородица эмалями нарисована, с другого – счастливая царская дочь улыбается. Окажись на руках у меня еще пара обменных гранат, вместе с кольцом и золотой образок прихватил бы. Митька обещал обождать, придержать до поры по-братски иконку. После боя поправлюсь с трофеями и, глядишь, махну через фронт за обменом. Царевну спилю, а Богородицу пускай Аннушка на душе своей носит, на войне пригодится, от пули лишний раз в бою сбережет. Оно понадежней Фурмановских красных косынок окажется. Хотя перед большевистским наганом, в Ипатьевском подвальчике, тонка кишка у Богородицы оказалась.
