Алямс был фронтовой друг отца. Он держал рулетку, на которой толкавшиеся по базару мужики ставили мятые красные тридцатки. Если в «банке» ничего не оставалось, Алямс объявлял «великий хапок», то есть просто загребал брошенные на новый кон деньги в карман. Это считалось справедливым. Алямса не брали во время облав из-за нашивки за тяжелое ранение и орден Красной Звезды. Ноги у него оторвало миной. Он ездил в ящике, поставленном на четыре шарикоподшипника, отталкиваясь огромными кулаками. Какая-то бабка, сослепу приняв его за нищего, бросила в пилотку папироску «Северная пальмира», самую дорогую, какие курили на базаре, и Алямс, тогда еще Коля, стушевавшись, сказал:
— Алямс! Копеечка!
Так прилепилось прозвище.
Алямс действительно ссужал ему деньги. Отдавать велел из общих, спросив разрешения у ребят. Он же приучил читать книжки. Не учебники, а про любовь. Первая книга, прочитанная Севастьяновым, была «Княжна Мэри», купленная в киоске. Про Печорина в предисловии говорилось, что он — лишний человек. Звучало обидно... Но обсуждать любимого героя можно было только с Алямсом, который перед войной проходил книжку в школе.
Михаил Никитич похвалил отца, когда он пришел справиться об успехах сына. Не потому, что они действительно его интересовали, а из-за терзавшей собственной неспособности воспитать достойного сына партии и родины.
— Пори не пори, — рассуждал бывший матрос, — бесполезно. По себе знаем. Сила боевого примера... Ну, то есть примера, вообще примера. Столько денег! Р-р-раз и — нету!
Когда умер товарищ Сталин, «севастьянчики», ставшие восьмиклассниками, взяли власть в школе. Михаил Никитич отпер в военном кабинете и раздал винтовки с просверленными затворами, но со штыками, поскольку считал обстановку крайне опасной. Враги народа, как ожидалось, готовились выйти из подполья, усиливали происки. Следовало сжать зубы и кулаки, заглушить рыданья. Написали лозунг: «Смерть за смерть империалистам, а также врачам- вредителям!» Красное полотно растягивали в мороз над вхо школу, на углах которой топтались озлобленные ужасом великой утраты часовые со штыками наперевес. Из-за того, что каждый боеспособный был на счету, на похороны отрядили тех, с кем в общем-то не очень считались. Караулили школу пять дней. Ополчение разогнали родители.
Потом пришла первая любовь. Старая жизнь как провалилась... Где все те люди?
А память о силе денег осталась.
На институтской практике, отправленный в числе немногих отличников в Пекин, он ощутил, как хороша выбранная профессия. Революции в Китае исполнилось тогда восемь лет. Не все, кого она застала, как принято говорить, врасплох, торопились убраться. На руках у некоторых оставались ценные бумаги — кредитные письма, акции, чеки, и они приходили в торгпредство на Ванфуцзине, в бывшее здание Индокитайского банка, где в центре курзала стоял огромный биллиард, возле которого тоже проходили практику. Предлагали к продаже платежные свидетельства ведущих банков мира.
