Колька отбросил окурок в кусты и зябко передернул плечами:
— Небо ясное, к заморозкам. Пойдем, вмажем по последней и в койку…
Ночью поднялся ветер. Скрипела ставня плохо прикрытого окна. Я забылся лишь под утро, когда в проникавшем в избу сером свете стали различимы черты лика Николая Угодника. Удивительно, думал я, почему такие добрые и человечные святые на иконах никогда не улыбаются? С их улыбкой людям легче было бы жить.
С этим недоумением в душе и провалился в кромешную черноту…
К утру ветер стих. Струившийся из оконца серый свет лег на нехитрое убранство комнаты. Вконец измотанный, я провалился в тяжелый сон, но выспаться не удалось. Колька — откуда столько мощи в жилистом теле? — храпел, словно «Боинг» на взлете. Беспокойная старуха шастала по избе и гремела в сенях ведрами, пока не угомонилась, наконец, у себя за занавеской. В душном, с запахом керосиновой гари тепле проснулась зеленая муха. Не давая забыться, летала кругами и мне начало казаться, что это изощренная пытка и мечется она не по комнате, а в моей пустой голове. Оставалось только встать и выйти на улицу.
Представившийся моему взгляду мир утопал в белесом тумане. Тишина стояла редкостная, было слышно, как разбиваются о землю скатывающиеся с крыши капли растворенной в воздухе влаги. Ступая, как журавль, по мокрой траве, я вышел к околице и закурил. Продолжением деревенской улицы в поле уходила заросшая, давно уже непроезжая дорога. Возвращаться в духоту избы не хотелось и я пошел по ней в сторону дома. Он стоял где-то там на холме над речкой, но разглядеть его из-за окутавшего землю марева я не мог. Никаких планов у меня не было, я просто шел и дышал полной грудью и не мог надышаться. Увязавшаяся за мной собака плелась сзади, как будто чувствовала ответственность за беспокойного гостя. Свежий воздух бодрил, идти было легко и приятно. Я уже не ощущал того свинцового груза усталости с которым поднялся со служивших мне кроватью нар.
На том месте, где дорога поворачивала к лесу, за зарослями крапивы был разбит огород. Отсюда до выступившего из тумана на манер корабля дома оставалось метров пятьдесят, но ни тропинки, ни даже намека на нее видно не было. Пришлось идти напрямик. Ноги в кроссовках сразу же промокли, но холода не чувствовалось. Если так само собой получилось, думал я, приближаясь к большому, почерневшему от времени строению, почему бы сразу все не осмотреть. Пес шел рядом, но как-то настороженно, то и дело нервно зевая и припадая на каждом шагу к земле, пока наконец не замер и не зарычал, оскалив страшные, желтые клыки. Шерсть на нем встала дыбом, он лег на брюхо и жалобно, по щенячьи, заскулил, после чего сорвался с места и опрометью понесся в деревню.
