— Когда следующий раз напьешься… — начала она ледяным тоном, но я не дал ей договорить. Вопроса, который держал в уме, задавать не стал, а сказал просто, как о чем-то само собой разумеющемся:
— Мне надо взглянуть на бумаги старика!
Сказал и замер. И все во мне замерло. Блефовал, конечно, а еще сильно рисковал. Только не могут же они в самом деле подвесить на прослушку всю Москву!.. Жду, а у самого сердце колотится, как овечий хвостик. Дождик висит в воздухе грязной марлей. Где-то на соседней улице еле слышно подвывает сигнализация. Сашка молчала. Я видел, как медленно с недоумением ползут вверх ее тонкие брови, как в больших серых глазах появляется удивление: о чем это ты, любимый?.. какие бумаги?.. Но нет, занавеска на окне дрогнула. Там, в темноте под аркой, она видит озябшего до костей человека. Да, любимая, это я! Что же ты не помашешь мне рукой? Может быть этому стынущему на ветру бедолаге только и надо, что немного тепла и человеческого участия!.. Что ты говоришь: раньше надо было думать? Я и думал, но все больше о другом, такая уж нам с тобой досталась жизнь. Прости собаку, Фемида моя, решай быстрее, пока я тут не врезал дуба… Удивительно, все таки: старика у своей могилы я представлял без труда, а собственную жену — а если быть точным, то вдову, — никогда. А выходит напрасно, дело-то к тому и движется. Нет у нее никаких бумажонок и никогда не было, а это приговор.
— Хорошо, поднимайся!
Вот, оказывается, как на самом деле звучит гимн жизни! Сашка — человек с большой буквы, по самоотверженности где-то даже жена декабриста. Единственно муж подкачал. Такие, как он, за бесплатно на Сенатскую площадь ни ногой, — думал я, пересекая на рысях пустую улицу. — Другая бы из одной вредности зашпыняла меня до полусмерти, а она сразу согласилась…
Только вот выглядела Сашка, не то, чтобы очень. Я это сразу заметил, стоило мне протиснуться в оставленную полуоткрытой дверь. Под глазами круги, в пальцах сигарета, но в глухо застегнутом халатике и причесана. У нас, у аристократов духа, все должно быть ком иль фо. Поджидала меня в передней. Справедливости ради стоит заметить, что и я бьющим в глаза здоровьем не отличался. Если верить отражению в зеркале и итальянскому кино, так в далекие пятидесятые выглядели безработные мойщики трупов, разве что костюмчики носили подешевше и все поголовно щеголяли в шляпах.
При виде моего пиджака с поднятым воротником, на бледном лице Сашки появилось недоумение. Она даже пожала плечами, как если бы все еще сомневалась, стоит ли такого оборванца пускать в квартиру:
