— Между прочим, найти актера на роль вашего родственника оказалось очень непросто, — воспрял тем временем духом де Барбаро и продолжал уже с ноткой игривости в голосе: — Как вы должно быть поняли, мы все знаем! Может быть хватит ломать комедию, назовите вашу цену и ударим по рукам…
Цену?.. Это можно! Это с нашим превеликим удовольствием, тут мы большие мастера! Хотелось бы только знать что именно я этому проходимцу продаю:
— Видите ли, виконт… — нахмурился я и где-то даже посуровел лицом, — вы не ребенок, поэтому игры тут, действительно, неуместны. Речь может идти об очень существенной сумме и у меня нет уверенности…
Тут я со значением умолк и посмотрел на де Барбаро едва ли не сочувственно, как на человека, который не может себе позволить желанную, но очень дорогую игрушку. Уловка старая, как мир, но работает безотказно. Намекая на несостоятельность своего визави, ты, в то же время, выказываешь ему свою симпатию, что не дает бедолаге возможности на тебя обидеться.
Француз, как и следовало ожидать, завелся с пол-оборота. Выпятил грудь, которая и без того напоминала затянутую в смокинг бочку, и высоко поднял тяжелый подбородок, отчего стал похож на отрастившего бакенбарды бульдога:
— Считайте, что в средствах мы не ограничены!
Мячик снова оказался на моей стороне. Если предположить, что речь все таки идет о квартире, — прикидывал я, поскольку ничто иное на ум не приходило, — то ее рыночная стоимость вряд ли превосходит тысяч четыреста, ну пятьсот, долларов, и это в лучшем случае. Однако что-то во мне говорило, что никаких цифр называть не стоит. Исходную оценку предпочтительно получить от партнера по сделке, это открывает дополнительные возможности.
Промокнув салфеточкой губы, я смял ее и положил на стол, что должно было означать: вечер закончен и я собираюсь откланяться:
— Спасибо, виконт, за удовольствие познакомиться с вами! Прошу извинить, но я еще не решил, буду ли вообще что — либо продавать. По крайней мере не сейчас. Вы понимаете, горечь утраты и все такое, должно пройти время…
Кинув в рот дольку апельсина, я начал ее жевать, как вдруг почувствовал, что мою руку сжимает железная клешня де Барбаро. Навалившись грудью на стол, он прохрипел:
— Десять миллионов! Наличными!
Я едва не подавился. Когда-то, учась в институте, я подвязался в студенческом оперотряде, пока эту блажь мне физически не вышибли их головы. Вспомнив уроки милицейского старшины, крутанул кисть в сторону большого пальца грубияна и вырвался на свободу. Дальше по инструкции следовало двинуть обидчика в морду, но я предпочел промочить пересохшее горло. Легким движением поправил галстук. Судя по выражению налившихся кровью глаз, деньги у виконта были, и деньги немалые. Мои губы сами собой сложились в подобие улыбки, если и напоминавшей что-то, то исключительно лезвие бритвы.
