— А не помешало бы!
— Ох, ну и вид у меня! — Она еще секунду колебалась, пробормотала: — Ладно… — и стянула через голову насквозь промокшее платье.
Янси медленно раздевался, пока Беверли плескалась под душем. К тому времени, когда зеркало совсем запотело, они уже весело напевала какую-то мелодию без слов своим тоненьким голоском.
Его потрясенное воображение вновь и вновь рисовало образ Лонг, какой она впервые предстала перед глазами, — очерченная светом лампы, обрамленная ореолом сверкающих капель дождя. Разум творил ее портрет, чтобы через мгновение отпрянуть от воссозданного облика, голоса, жестов в благоговейном ужасе. Он предпочитал любоваться, откалываясь анализировать то, с чем только что столкнулся. Его мир не содержал, просто не мог вместить ничего подобного. Единственная связная мысль оформилась в виде вопроса, на который Янси не знал ответа. Как может быть женщина такой решительной, проворной, сильной и в то же время начисто лишенной привычной, как ему казалось, суетливости, принося со своим появлением тишину и спокойствие? Ее голос доносился словно через наушники, — ясно, так что улавливались все оттенки тембра, — но при этом не раздражал, ласкал слух. Распоряжалась с такой завидной энергией, любой другой орал бы, как сержант во время строевой подготовки.
— Не выключай, — попросил он жену.
— Ладно. — Она высунула из-за занавески распаренную руку, Янси набросил на нее полотенце. — Ух, хорошо, — произнесла Беверли, выходя и энергично растирая тело. — Такое чувство, будто нас похитили. Но это даже приятно!
Он шагнул за занавеску, намылился. Обжигающие струи приятно взбодрили озябшую кожу; под этим массажем расслабились даже те мускулы, которые не ныли после тяжелой дневной нагрузки. Никогда в жизни не испытывал Янси такого удовольствия, стоя под душем. Все было так хорошо… пока не раздался сдавленный трагический вопль. Янси узнал хорошо знакомый сигнал и вздрогнул.
— Теперь-то ты что натворила? — осведомился он деланно безразличным тоном, который был призван показать супруге, каких усилий стоит ему хранить ангельское терпение. Янси выключил душ и сквозь плотную завесу пара посмотрел на жену. На голове Беверли красовалось закрученное тюрбаном полотенце, с плеч свисал голубой пляжный халатик.
— Все в черном!
— Дай полотенце. Что в черном?
— В черном чемодане. А здесь только вещи для пляжа. Ничего твоего, кроме плавок.
— Да уж, — произнес он после подобающей паузы. — Сегодня просто твой день.
