— Только бы не вышло с нами, как с тем, что не видал, как упал, погляжу — ан лежу.
— Ордынцы далеко, в Диком поле кочуют, — снова попытался успокоить боярина Дмитрий. С его молодого лица по-прежнему не сходила беспечная ухмылка. Причиной тому был солнечный, не по-осеннему теплый день, а главное, надежда опять увидеть сероглазую, светлокосую Дуняшку, служанку княгини, которая ехала с ней в одном возке. На привалах Дмитрий умудрялся мельком обменяться с ней такими ласковыми и нежными взглядами, от которых у молодца непривычно частило сердце.
— Кто знает, где они ныне… — ворчливо протянул Курной и добавил строго: — Крымцы двуконь, триконь куда хочешь, как снег на голову, могут свалиться. Да и душегубцев в сих местах погуливает немало. Скольких купцов пограбили, а то и поубивали.
— Ну, их-то, мыслю, нам нечего опасаться, сотня наших дружинников со всеми тарусскими и тульскими татями управится.
— А ежели они засаду устроят?
— Не осмелятся, Андрей Иваныч.
Но Дмитрий не успокоил боярина. Тот даже собрался пристращить княгиню: мол, дозорные видели ордынцев. Может, хоть это образумит ее. Но потом раздумал: пугать не годится. Чего доброго, князю пожалуется.
Курной велел дружинникам спешиваться и, выставив вокруг возков охрану, зашагал в село, жители которого уже высыпали из изб и с настороженным любопытством разглядывали знатных нежданых гостей.
Княгиня Ольга, статная, уже начавшая полнеть молодуха, вышла на улицу и уселась на вынесенной из возка лавке. На поляне неподалеку сыновья, княжичи Иван и Юрий, сняв кафтанчики, бросив их на усыпанную лиловыми и желтыми цветками траву, бегали друг за дружкой.
«Скорее бы доехать до Тарусы, — глядя на них, думала княгиня. — Небось заждался Костянтин сынов, а может, и по мне скучает? Неужто и сейчас сердится за отца и братьев? Я-то в чем повинна, что они к князю Рязанскому переметнулись? Тула всегда к Рязани руку тянула, потому что близко они к Дикому полю, так мне отец сказывал. И еще говорил: «До Москвы далеко, на Тарусу надежды нет — у нее после мамайщины ратников мало!» Хоть правда сие, а Костянтин все ж гневается на них и на меня серчает. Десять лет я уже с ним, трех сынов родила, Таруса для меня стала отчим домом. Зачем же он так?..» — вздохнула она.
У ног Ольги послышалась возня, что-то уцепилось за ее летник из синего шелка. Вздрогнув, она невольно приподнялась, но тут же улыбка тронула ее грустное лицо. Два котенка: один поджарый, черно-смоляной, второй белый с серым, поплотнее, играя, то бросались друг на друга, то снова отскакивали и прятались в траве. Княгиня перевела взгляд на сыновей. Юрий прижал Ивана к земле, навалился на него всем телом. Тот пыхтел, извивался, пытаясь сбросить брата с себя, но это ему не удавалось. Лицо старшего стало пунцовым, злым.
