Теперь он поймет, что я совсем не в себе, что я вижу маму даже там, где ее не может быть. Я принимаю желаемое за действительное.
Когда Сэм через несколько секунд взглянул мне в глаза, я вся сжалась.
— Это почерк твоей матери.
— Ну нифига себе, — отреагировал Кас.
Трев наклонился вперед, чтобы лично в этом убедиться.
— Зашибись, — пробормотал Ник.
Я покачал головой. Моя мама была мертва. МЕРТВА. Отец не солгал бы о чем-то, настолько важном. Кроме того, миссис Такер, или как там ее, знала Сэма. Моя мама не могла его знать.
— Это просто совпадение, — сказала я робко.
Трев откашлялся.
— Случайности довольно редки. Это жалкая отговорка.
Я хмуро взглянула на него. Разве он не на моей стороне?
— Это не отговорка. — Он, как никто из этих парней, знал, как сильно мне не доставало мамы. Я не хотела питать ложные надежды, потому что потом мне было бы только больнее. — Моя мама мертва. Это — факт, а не отговорка.
Парни уставились на меня в темноте.
У меня не было ни сил, ни уверенности, чтобы спорить с ними. Голова заполнилась сомнениями. Почерк действительно был как у мамы. Последние пять лет я почти ежедневно читала ее журнал от корки до корки, снова и снова.
Если она жива …
Я изо всех сил пыталась вспомнить, как выглядит тот дом. Кухню. Цвет стен. Запах гостиной. Я попыталась воспроизвести в памяти все вещи, которыми миссис Такер окружила себя. Видела ли я в них свою маму?
Бесполезное занятие. Я почти не присматривалась к дому, пока не нашла записку, а потом уже было слишком поздно.
— Мы должны ехать, — сказала я. — Полицейский, наверное, вызвал подкрепление. — Когда никто не шелохнулся, я закричала: — Поехали, Сэм!
Сэм выехал на дорогу и повез нас в сторону шоссе.
Несколькими месяцами ранее мы с Тревом разговаривали о матерях и семьях вообще.
— Семьи важны, — сказал он. — Семьи определяют, кем мы станем.
Я подумала об отце. Если бы он определял, кем я стану, то я бы стала трудоголиком, проводящим всю жизнь в лаборатории. Порой это казалось не таким уж ужасным, но лишь при условии, что там были бы Сэм и другие.
— Ты скучаешь по маме? — спросил Трев.
Я прислонилось бедром к стеклянной стене.
— Я скучаю по тому, что представляю себе о ней.
— Мы с тобой — сумма пустоты, оставленной отсутствием кого-то, кого мы любим.
— Я даже не понимаю, что это означает.
Он улыбнулся.
— Это означает, что я понимаю твою боль.
Если я и думала, что у меня нет ничего общего с парнями, та беседа с Тревом доказала обратное.
