А я что, я очень даже мог. Тем более, что мы с Пашкой иногда видимся и периодически переписываемся. Пришлось звонить и приглашать негодника на ковер. Уроков у него было семь, так что временем я располагал.
Поезда метро днем ходят с большими интервалами, народу в вагон набилось битком, но несколько сидений оставались свободными. Пробившись в середину, я увидел вытянувшуюся на них во всю длину собаку. Дворняга крепко спала, подергивая во сне лапами, будто бежала. Обступившие ее со всех сторон пассажиры переглядывались, ни у кого и мысли не возникло согнать псину на пол. Вряд ли такое возможно в Париже, думал я с ощущением гордости за свою страну, славные у нас все-таки люди, добрые, жаль только жизнь у них проходит на обочине, а надо бы, чтобы пикник.
После духоты метро на улице, пусть и не без вреда для здоровья, можно было дышать. Трамвай пришлось подождать, количеством разъезжающих в нем стариков он напоминал собес на колесах. На историческом месте, где мы с Пашкой ждали скорую, прогуливался детский сад с двумя воспитательницами. Малявки галдели и радовались жизни. Мне тоже предстояло воспитывать, но как это делается представления у меня водились самые смутные. Правда и отступать было некуда: если уж мы в ответе за тех, кого приручили, то за выуженных из воды и подавно.
Опустившись на скамью у пруда, я раскинул в стороны руки и подставил солнечным лучам лицо. На пороге долгой зимы хотелось тепла. Как подкрался Пашка не слышал, открыл глаза, а он сидит рядом и на меня поглядывает.
— Привет, Стэнли! Загораешь?..
Со знакомства в полынье повелось, что он называл меня на «ты» и по имени, как если бы мы были ровесниками. Возможно, так на самом деле все и обстояло. Порой казалось, что не я, а он учит меня жизни, и ученик ему попался не из самых одаренных. Приверженцем субординации я никогда не был, а за прошедшие три года Пашка к тому же вытянулся и возмужал, Да и уважать взрослых лишь за то, что они бездарно растратили молодость, просто глупо. Самодур в старости ничем не лучше, чем в молодости, уступи ему место и отойди подальше.
— Привет!
— Маман настучала? — поинтересовался разгильдяй доверительно. — Будешь компостировать мозги?
Я с подчеркнутым пренебрежением поморщился и снова смежил веки. Сидеть на припеке было расслабляюще приятно, не хотелось растрачивать попусту накопленную благостность. По членам растеклась сладкая лень праздного человека, тянуло нежиться и дремать.
