Но подлинная глубина изъяна стала по-настоящему понятна лишь в бою. Наделенные Гвоздями библиарии лишались способности контролировать свой психический дар. Один из них, прикрепленный к Сотой роте, поддался Гвоздям в первом же сражении после имплантации и испепелил три отделения, будучи не в силах прекратить пускать из глаз колдовские молнии. Несколько других просто… взорвались. Сгорели в пылающей крови.
Гибло все больше и больше – не сразу, но никто не протянул долго. В течение месяца почти все библиарии получили Гвозди. Спустя считанные недели они начали умирать.
Какое-то время царил хоть и осторожный, но оптимизм. После первых смертей прошедшие психическое обучение легионеры пытались обуздать Гвозди, привести шестое чувство в гармонию с бионикой, которая теперь меняла химические процессы мозга. «Вопрос силы воли», – говорили они, и братья делали вид, что не видят отчаяния в их глазах. Да. Вопрос силы воли. В этом был смысл.
Но они продолжали гибнуть. Гибнуть в бою, в бурях огня и молний, или же – в нескольких случаях – посылая импульсы полной ненависти боли в Гвозди окружающих воинов и вынуждая своих сородичей страдать от цереброваскулярной блокады. Целые отделения умирали у ног кодициев от кровоизлияний в мозг и апоплексических ударов.
Это-то все и решило. Ангрон предоставил психически-одаренным сыновьям выбор: казнь или извлечение Гвоздей.
В первые же годы после обнаружения примарха легионеры усвоили, что изуродовали себя по образу и подобию беспощадного человека. Гвозди нельзя было вынуть. Об этом знал каждый Пожиратель Миров, ведь даже техномаги самого Императора не смогли удалить имплантаты примарха. И все же большинство библиариев согласилось рискнуть.
Все без исключения умерли. Переделанные мозги давали сбои, подчиняясь измененным импульсам. Никто не встретил легкую или благую смерть.
Довольно скоро последними библиариями Легиона, теперь охваченного Гвоздями, оказались те, кто еще не успел получить их. Они влачили изолированное существование в практически пустых залах библиарума на борту «Завоевателя».
И они тоже начали умирать, один за другим. Не от плохого обращения или нарушения функций, а из-за того, что были Пожирателями Миров, а у Пожирателей Миров была короткая и жестокая жизнь. Их осталось сто. Потом пятьдесят. Потом двадцать. Их никто не оплакивал. Легион превыше всего ставил узы фронтового братства, а безмолвные братья умирали в одиночестве. О них никогда не забывали, но всегда игнорировали. Геносемя оставалось гнить в телах, его не извлекали, чтобы генетическое наследие не поразило второе поколение тем же проклятием.
