Передовая передового отряда поросли, набрав в легкие столько воздуха, что все присутствующие за кулисами ощутили приступ удушья, сделала паузу, заглянула в спрятанную в кулаке бумажку и дико прокричала, возвращая поглощенную атмосферу:
Наш завсклад герой труда – не ворует иногда!
– Ну как? – в глазах режиссера отразился триумф. В глазах Чернополковникова – умеренное удовлетворение, в глазах Мурлены Сергеевны – пыльные занавеси и край призидиумного стола. В глазах директора – легкое сомнение.
– А не будет ли лучше так, как… – директор поправил прическу – как там у вас «не ворует иногда»… «иногда» не убеждает, правда, товарищи? Товарищи согласно кивнули. – Может «не ворует в течение всего отчетного периода», – предложила Мурлена Сергеевна. – Нет, не убеждает… – Л. П. Бельюк опять задумался.
– Всегда! Ну, конечно же, всегда – выдохнул Бейлислав Павлович – это и категорично, и разяще, и убедительно! Не ворует он всегда!
– Вот это другое дело, – Мурлена Сергеевна строго осмотрела всех присутствующих, – искусство должно нести правду жизни. Принимаем, товарищи? – В ответ донесся план передовицы Кукунько – именно на ней лежала мучительная обязанность переучивать выбракованные места.
– Пора начинать, – напомнил летучему худсовету Чернополковников, с прошлой службы сохранивший тягу к точным началам, и, в связи с ответственностью момента, нарушая субординацию, первым заторопился к выходу из зала, размахивая Красной Книгой Учета Опоздавших На Явление. Книга эта была основным и свято хранимым документом, фиксирующим общественную жизнь Фабрики. Поэтому тов. Чернополковников нес за нее персональную ответственность, и ни на что другое этого ценного чувства у заведывающего кадрами уже не хватало, да, впрочем, и не требовалось.
У дверей тут же образовалась давка – никому из швейнотрудящихся не хотелось остаться за порогом актового зала, что грозило многими неприятностями. Зоркие оловянные глаза Мурлены Сергеевны всегда готовы были определить среди присутствующих отсутствующих со всеми вытекающими из отсутствия последствиями.
За минуту до перекрытия входа товарищи по бригаде внесли в зал общественно активное тело спящего Семена Мордыбана, и одновременно прозвенел третий и единственный звонок, странным образом напоминающий сигнал горна «Спать пора».
Тут же шелест аплодисментов, отчасти заглушаемый гостеприимным храпом подсобного пролетария и звоном тазов – в двадцать седьмом ряду женщины-труженицы начинали мелкую стирку, – возвестил о Явлении Василия Митрофановича Обличенных. Обнажив в ласковой улыбке зубные мосты, заторопились навстречу высокому гостю, незаметно пытаясь оттереть друг друга, Мурлена Сергеевна, Л. П. Бельюк и заведывающий кадрами. Пригнулся, стараясь спрятаться за графин на своем месте в президиуме (третий ряд, шестое с краю), Шурик Иванович Апельсинченко. И тут же, топая по прогибающимся трухлявым доскам сцены, понесся передовой отряд фабричной молодежи, ведомый активисткой Кукунько.
