— Митрофан! Ты где сядешь? — потащила его Дуня.
— Где бы ни сесть, только чтоб не рядом с тобой, — поглядел на нее притворно боком Митрофан.
Сильно пахло от него пивом.
И он хотел уже было усесться рядом с шофером, но горняк в синей блузе положил ему на плечо руку и сказал веско:
— Место это уже занято, товарищ.
— Кем это занято, когда никого нет? Бесплотным духом? — и в упор глянул на горняка Митрофан.
— Мною, а не бесплотным духом.
Митрофан встретил очень начальственный тяжелый взгляд горняка и буркнул:
— Если вами, тогда должны садиться.
— Сяду и без вашего приказа, товарищ, когда надо будет.
Горняк, затянувшись папиросой, очень внимательно, как разглядывают только неодушевленные предметы, оглядел последовательно всех своих спутников, ни на ком особенно долго не задерживая глаз. Его сухой стрельчатый нос, плотно сжатые губы и особенно этот отчужденный взгляд, не задержавшийся на ней, заставили несколько поежиться Галину Игнатьевну. Она шепнула Мартынову:
— Что это за субъект такой, очень неприятный, — вы не знаете?
Мартынов не знал.
Так как Брагина очень решительно заявила Торопову, что в шестиместках она предпочитает передние места задним — не так пыльно и не так тряско, то они оба и сели на переднюю скамью, и к ним присоединился Митрофан, а на задних местах, теснясь, уселись Мартынов с Галиной Игнатьевной и Дуня.
Вот уже кривоногий отправитель, сам же выдававший всем билеты, сам их и проверил; вот бойкий мальчишка, выносивший вещи из конторы, получил на чай; и всех в машине обошел библейски прикрывший наготу какою-то пестрой дерюгой местный дурачок Яша — с седенькой бородкой и хитроватыми глазками. Он говорил каждому: «Пой, ласточка, пой!» — и протягивал картуз без козырька. И все что-то бросали ему в картуз, только горняк очень отчетливо, хотя и не повышая голоса, сказал:
— Пошел к черту!
Шофер протер тряпкой стекло перед своим местом, завел мотор, насунул поглубже кепку и сел важно за руль. Машина задрожала, зарокотала, фыркнула и тронулась.
— Прощай, пляж! — громко сказала Галина Игнатьевна за всех, и все повернули головы к пляжу, который был густо покрыт телами купальщиков. И в последний раз именно здесь, на этом остром углу поворота с Набережной, с пограничной линии внутрь полуострова, всем в глаза бросилась излучина мягко сверкнувшего, заголубевшего, зазеленевшего моря, очерченная розовыми вдали берегами.
II
Галина Игнатьевна окутала голову от пыли зеленой прозрачной шелковой тканью. Поглядев на нее, Брагина тоже накинула на голову сложенный косынкой цветной платок и приколола его сзади английской булавкой.
