Набережная вся была в утреннем кипении. Двигались кучами купальщики с простынями, перекинутыми через облупленные, голые спины. Мальчишки шныряли с дельфинятами за плечами, — продавали их по два рубля за штуку. В ларьках цветисто отражали солнце бутылки с фруктовыми водами. Камни, лежавшие у самого берега в море, огромные камни — красноватые, с белыми жилами, казались нагретыми до того, что вот-вот расплавятся и растворятся в спокойной воде, слегка ее окровавив.
Шофер с косоплечим мальчишкой споро увязывал сзади машины вещи, а когда заметил подходивших из глубины городка еще двух пассажиров, — корявого кудрявого плотного малого и молодую белолицую женщину в красной повязке, — крикнул им ободряюще:
— Хорошо, что пришли, а то сейчас машину пускаю, — вас бы не ждал.
— Ишь ты, — «пускаю»… Мы бы вас и пешком догнали, велика штука, — отшутился малый.
У этих двух последних пассажиров старенького фиата никакого багажа не было в руках, только палки местной работы, и, держа свою палку прямо перед собою, удалого вида малый, — кепка на бок, открытый лоб, зеленые искорки в веселых глазах, — подошел к громоздкому Мартынову и заговорил сообщительно:
— Три рубля штука, папаша, а… Такую вещь, ее ведь всю сделать руками надо: выстругать — раз, разрисовать всячески — два, и выжечь также… И все это удовольствие за трояк… В чем дело? На тебе трояк, давай сюда палку. И жене своей вот тоже купил… Почему ей без палки? Пускай с палкой ходит на случай чего, — правда, папаша?
У Мартынова была седина в висках. Теперь он о ней вспомнил. Чувствуя около себя только Галину Игнатьевну и глядя на палку, он бормотнул:
— Н-да-а… Штука красивая…
— У меня еще покрасивее, — глядите, — протянула ему свою палку и женщина, совсем еще юная, лет восемнадцати, с девической синевой около глаз, серых и круглых, и еле заметными грудями.
И Мартынов еще только думал, что бы сказать этой круглоглазой, как удалой малый предупредил его:
— Дуня, заткнись! У тебя это есть? Есть? Гляди! — показал действительно замысловатый рисунок под набалдашником своей палки, вообще изузоренной довольно хитро.
— Задается тоже! — ширнула мужа в бок Дуня, а муж ее сообщил Мартынову:
— Мы на кетгутном заводе работаем… Этот завод, папаша, э-эх, он хотя и недавно, ну, все-таки прямо на ять поставлен, — вот как! — Тут он показал большой палец левой руки, состроив из него лихого конька. — Из кишок всяких паршивых приводные ремни мы для машин делаем… а как же! Все в дело идет… А вчера наш выходной день был, мы сюда вроде как на прогулку… Приедем, не опоздаем, небось. Наша смена — вторая.
