— Сколько вам лет, Василий Константинович? — вдруг спросила Елена.
Двадцать. — Он ответил не сразу: просто не сразу вспомнил собственный возраст, а точнее, вдруг забыл, что у него есть возраст, что вообще есть у него какие-то внешние приметы, что не весь он — одно лишь странное состояние, в котором нет ничего внешнего, а есть только облик этой женщины, которая тоже и не женщина вовсе, а что-то неназываемое, из чего сейчас весь состоит он сам… Запутавшись в непривычной смуте этих ощущений, Василий даже головой потряс, а потом повторил: — Да, двадцать.
— Я так и подумала, — улыбнулась она. — Только не могла понять, как же вы так рано окончили институт.
— Я рано поступил, — ответил он. — Сразу после училища. Вообще-то надо было на Путиловском заводе отработать, я же на токаря учился, но мне разрешили сразу. Я очень хотел геологом быть, и мне хотелось поскорее. И институт поскорее хотелось закончить, хотя учиться тоже, конечно, было интересно.
— Почему же хотелось поскорее закончить, раз интересно? — с той самой улыбкой, в которой он боялся разглядеть снисходительность, спросила она.
— Потому что мне хотелось уехать. Куда-нибудь далеко. Где все другое.
Он никогда и никому не рассказывал об этом своем желании. Он даже для себя не обозначал его такими простыми и жесткими словами: уехать куда-нибудь далеко, где все другое. Это было его главное желание, с тех пор как он осознал, что его жизнь — сплошное и какое-то случайное, какое-то неправильное одиночество.
— От себя не уедешь, Василий Константинович.
— Но вы же пытаетесь, Елена Клавдиевна.
Елена вздрогнула, услышав эти слова, и, помолчав, сказала:
— Я не от себя… У меня другие обстоятельства. Можно, я вас буду по имени звать, без отчества? — вдруг спросила она.
— Конечно! — воскликнул Василий. — Я, знаете, никак не привыкну, что меня по отчеству зовут. Но, правда, мне мое имя как-то не нравится, — смущенно добавил он.
— Почему? — удивилась Елена.
— Не знаю. Просто так. Какое-то оно. Смешное, по-моему.
Ну что вы! — возразила Елена. — Никакое не смешное, а очень даже красивое. — И вдруг она засмеялась: — А особенно красивое будет от него отчество. Вашим детям повезет! Я когда-то запоем читала Игоря Северянина — был такой поэт, вы, верно, не знаете. И меня просто завораживало его имя-отчество — Игорь Васильевич. Какой он, думала, счастливый: его так красиво зовут… Мне ведь тоже мое имя совсем не нравится. — Она снова засмеялась, сморщив свой тоненький вздернутый нос. — Я его поэтому переделывала как могла, пока папа Люшу не придумал. И, кстати, вы меня тоже по отчеству можете не называть.
