— Поедем ко мне, — сказал Гурам.
— С удовольствием, — отозвался Эдвин. — Попробуем уговорить даму.
— Как?! У вас в машине дама?! — воскликнул Гурам, и я не мог понять, не заметил он Нину или притворялся. Он заглянул в «Москвич». — Добрый вечер. Здравствуйте. Вы почему от нас прячетесь?
— Я не прячусь, просто устала, — ответила Нина.
— Мы ездили за город, — сказал Эдвин.
— Ну и что? — возразил Гурам. — Мы тоже ездили за город.
Гурам не смог уговорить Нину, и тогда он и Эдвин решили, что отвезут ее домой, а потом мы втроем поедем к Гураму.
Прежде чем сесть в машину, Эдвин осмотрелся вокруг и присвистнул. Он только сейчас разглядел теснившиеся дома с деревянными балконами, мощенные мерцающим булыжником узкие улицы, стекающиеся, как ручейки, к площади. Он взял с заднего сиденья «Москвича» фотоаппарат с блицем и стал снимать.
Я сидел в «Волге» рядом с Гурамом и мрачно думал о предстоящем застолье. Я затеял его, и винить в этом следовало только себя.
— Хороша девушка, — сказал Гурам.
— Ничего, — сказал я. — Зачем ты пригласил этого американизированного типа?
— Девушка понравилась тебе или нет? Не из-за нее ты предложил этому типу отведать чачи, а?
Мы подъехали к «Москвичу», и Гурам сказал Эдвину:
— Езжайте за нами. Я знаю кратчайшую дорогу к дому Нины.
— Что ты затеял? — спросил я Гурама.
— Это мое дело, — ответил он.
Гурам гнал машину по только ему ведомым улицам и переулкам. «Москвич» шел за нами. Через десять минут мы выскочили в Ваке. Нетрудно было догадаться, что мы ехали к дому Гурама.
— Напрасно ты это делаешь, — сказал я.
Он не ответил.
Я не сомневался, что Нина откажется подняться к Гураму и все равно придется везти ее домой. Но, к моему удивлению, она засмеялась, когда Гурам открыл дверь «Москвича» и сказал:
— Кратчайший путь к вашему дому проходит через мой дом.
Мы сидели в гостиной за длинным низким столом, над которым свисала лампа с медным чеканным абажуром, и закусывали чачу черешней. Нина пила сухое вино, которое нашлось в холодильнике.
На стенах висели сабли, кинжалы, ружья, пистолеты, и Эдвин поглядывал на оружие сначала сдержанно, потом все более откровенно, и я знал, чем закончится ночь, — Гурам снимет со стены кинжал и вручит ему, так сказать, на память, и голый, ничем не прикрытый гвоздь будет нахально торчать на виду у всех, как время от времени торчали другие гвозди, когда у Гурама появлялись новые друзья.
Нина сидела рядом со мной. Преодолев неизвестно откуда появившуюся робость, я обратился к ней:
