Милица Андреевна замолчала. Она где-то прочитала, что чем крупнее артист, тем лучше он умеет держать паузу. Лина Георгиевна смотрела на нее, открыв рот и не дыша. Первой пришла в себя Вера.
– Вы к-кто? – отчего-то заикаясь, задала она запоздалый вопрос.
Милица Андреевна кратко и четко изложила свою биографию, сделав особый акцент на многолетней службе в органах министерства внутренних дел. И на том, что ушла в отставку в чине майора, полгода не доработав до очередной звездочки. Правда, насчет подразделения уточнять не стала, если Вера вдруг подумает, например, про уголовный розыск, так это ее дело. Затем пообещала, что если Вера согласится принять ее помощь, то мировой порядок восстановится. В противном же случае… Но поскольку все было понятно, то согласие она получила. Заодно Вера согласилась встретиться со странной дамой и ответить на все вопросы. И познакомить ее с подругами, непременно… Честно говоря, сейчас Вера была так растеряна, что не могла сопротивляться напору странной женщины, тетиной подружки, которую видела впервые в жизни.
Тем более, что и тетя, и ее подруга совершенно правы: жить с этой ситуацией становится с каждым днем все труднее. Почти невозможно.
– Да, и вот еще что, – добавила Милица Андреевна в спину уже уходящей Веры. – Я думаю, для вас это главное: скорее всего, в краже виновен не Вадим. Или я ничего не понимаю в жизни.
В зеленой комнате без углов, имевшей успокаивающую форму кабачка, в тяжелых зеленых креслах дремали люди с зелеными лицами. И невозможно было понять: то ли такой странный отсвет дает окружающий интерьер, то ли обстановка подобрана озорником дизайнером в тон физиономиям посетителей. Окна скрывали тяжелые, болотного оттенка портьеры, и было не разобрать, какое время дня или ночи там, за стеклом. Комнату заполняла красивая музыка, которой место – в сияющем филармоническом зале, а не в этом зеленом болотце. Но ничего не поделаешь, и музыка жила, трепетала в тесном замкнутом пространстве, взлетая к потолку, парила там и осторожно присаживалась на спинки кресел, заглядывая в лица людей.
Музыкант, сидевший за фортепиано, осторожно снял руки с клавиш, помедлил. Как бы нехотя повернулся к зеленым людям – они не подавали признаков жизни. Впрочем, один из них, тощий потрепанный мужик в годах, всхрапнул и поднял голову.
– Чего, уже все? Я, блин, как дурак: пока шум какой или телик – сплю, хоть стреляй, а выключат – все, от тишины сразу просыпаюсь.
