Изваяние молчало. Анка позвала прапрабабушку.
– Что, новости начинаются? – прибежала Августа.
– Да, новости! Я не захотела слушать его глупую сказку, а он обиделся! – пожаловалась Анка.
Августа склонилась над коляской:
– Прошенька, расскажи лучше мне. Ты рассказываешь чудесные сказки, где ей их понять, она ещё ребёнок! А я могу слушать бесконечно. Ну перестань сердиться!
Изваяние оставалось неподвижно.
– Ты что-нибудь понимаешь, ба? – воскликнула Анка.
– Нет. Давай звонить в музей – пусть пришлют экспертов.
– Но они заберут Прошку!
– А что делать? Ты посмотри на него – это, может быть, даже римская копия с греческого оригинала. Ведь это Амурчик. А если он пропал откуда-нибудь или украден?
Она включила телевизор. Там уже передавали новость: в Пушкинском Музее Изобразительного Искусства в тринадцатом зале только что исчез со своего постамента «Амур» Фальконе! Не такой уж древний, правда. Всего лишь восемнадцатого века. Но в музее всё равно ужасный переполох.
– Я звоню в Александровский! – всполошилась и Августа.
2. Прошка-Амур и Вася Пузырь
Забирать мраморного ребенка в тихий дом Августы явилось семь искусствоведов, два милиционера, директор музея Данилова, смотрительница-свидетельница и старушки-соседки, глухая и слепая – понятые. Они составили протокол и хотели уже унести Прошку, когда директор заметила, что хорошо бы чем-нибудь обернуть статую от любопытных глаз. Анка протянула зеленую тряпку – последнее, что осталось у нее от Прошки.
– Он хотел носить это вечно, – объяснила она и… заплакала.
Директор Данилова осмотрела рубашку и отдала назад.
– Можете оставить себе. Вам, должно быть, это дорого.
– Спасибо, – от души поблагодарила Анка.
И они ушли, унося с собой Прошку. Все, кроме одного искусствоведа, который, казалось, был очень огорчен всем увиденным.
– Что же Вы плачете так горько? – распереживался он. – О чем Вы? Я понимаю, что расстаться с таким произведением искусства, как «Амур» Фальконе нелегко, но ведь Вы сможете приходить в музей и любоваться им на прекрасном постаменте!
– Да на фига мне «Амур»! – возразила Анка сердито.
Она вытерла глаза и взглянула на искусствоведа. Черные лакированные ботинки, а до самых ботинок – широкое клетчатое пальто. Пальто с пелериной и тронутые благородной сединой чуть вьющиеся волосы до плеч. Открытое, веселое, умное лицо с удивленно приподнятыми бровями, черная шляпа, черные перчатки и – осанка. Анка вроде как онемела, а гость продолжал говорить:
