В комнату вошел один из инспекторов, сопровождавший невысокого человека апоплексического телосложения. Это был врач, затребованный хирургом. Увидев странное сборище, он невольно подался назад. Особенно его поразили наручники, надетые почти на всех. Но его тут же увели наверх.
— А дальше что?
Оскар гаденько осклабился. Эльза с ненавистью посмотрела на него.
— Они никогда не поймут… — лепетала она, но не закончила фразу и, перейдя на спокойный тон, продолжала свой рассказ: — Карл прятал меня в родительском особняке и вместе со своим другом, студентом-медиком, заботливо лечил. К тому времени он уже лишился глаза при аварии самолета. Уже тогда носил черный монокль. Он считал себя навсегда обезображенным, внушил себе, что ни одна женщина не сможет его полюбить, что он вызывает только отвращение, когда вынужден убрать это черное стеклышко, обнажая зашитое веко и искусственный глаз.
— Он любил тебя?
— Не совсем так. Сначала я сама не могла понять, в чем тут дело. А вон эти… — она обвела рукой своих сообщников, — эти никогда не поймут. Карл — отпрыск протестантской семьи, и его первой мыслью было, как он выражался, «спасти мою душу». Произносил длинные речи, читал мне целые главы из Библии, и однажды, когда я уже почти совсем выздоровела, вдруг поцеловал меня в губы и тут же исчез. Около недели я его не видела. Точнее говоря, из оконца маленькой комнатки для служанки, где он меня прятал, я могла наблюдать, как он часами прогуливается по саду с опущенной головой и в сильном волнении.
Г-н Оскар, неожиданно развеселившись, похлопал себя по бедрам.
— Да это же прекрасно, как роман! — вскричал он. — Продолжай, моя куколка.
— Вот и все. Когда он наконец снова пришел, то сказал, что хочет на мне жениться, но не сможет сделать это в своей стране, и потому нам придется уехать за границу. Говорил, что наконец понял смысл жизни, что теперь у него есть цель и он перестанет быть бесполезным человеком. На том и порешили. Обвенчались мы в Голландии под фамилией Андерсен. Меня все это забавляло, и я, кажется, даже подыгрывала ему. Он же рассказывал мне удивительные вещи, заставлял одеваться то так, то этак, хорошо вести себя за столом, пробовал отучить от иностранного акцента, давал мне читать книги, водил по музеям.
— Скажи мне, цыпочка, — вдруг обратился «гаражист» к своей жене, — когда наши с тобой тяжкие времена останутся позади, мы тоже станем ходить по музеям? По-моему, обязательно! Возьмемся за руки, встанем перед «Джокондой» и будем млеть от восторга.
