. Свет занимающегося дня проникал сюда наподобие неравномерно подаваемого пара.
Те же скрипучие ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Карл Андерсен, хрипевший до прихода комиссара, теперь, едва увидев его, стал дышать бесшумно. Переборов боль, но не гложущую его тревогу, он — в какой уже раз! — спросил:
— Где Эльза?
— У себя в комнате.
— А…
Это его, видимо, ободрило. Он вздохнул и, насупившись, ощупал свое плечо.
— Я думаю, что не умру от этого…
Особенно тягостно было видеть его стеклянный глаз, который никак не участвовал в жизни лица. Глазной протез оставался чистым, прозрачным, широко открытым, а все мускулы вокруг него были в движении.
— Не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии. Как вы думаете, плечо заживет? А как насчет хорошего хирурга? Вызвали?
Под натиском тревожных чувств он, как и г-жа Мишонне, превращался в ребенка. Взгляд его был полон мольбы. Ему хотелось успокоиться. Но больше всего он был озабочен своим видом, опасаясь зримых следов, которые могли бы остаться на его внешнем облике.
С другой стороны, Карл выказывал необыкновенную силу воли, поразительную способность преодолевать боль. Мегрэ, видевший обе его раны и отлично разбираясь в таких вещах, отдавал должное его выдержке.
— Скажите Эльзе…
— А вы сами не хотите ее видеть?
— Нет, лучше не надо. Но скажите ей, что я здесь, что я выздоровлю, что… что у меня абсолютно ясная голова и что она должна верить мне. Повторите ей это слово: верить! Пусть перечитает кое-что из Библии. Например, историю Иова. Надо верить!.. «И всегда я узнаю своих», — так говорит Бог. Бог, который узнает своих. Скажите ей об этом. И еще: «В небесах больше радости из-за того…» Она поймет. И наконец: «Праведник испытывается девять раз на дню…»
Карл Андерсен казался непостижимым. Раненный, страдающий, распростертый на постели меж двух полицейских чинов, он с просветленной безмятежностью цитировал стихи Священного писания.
— Надо верить! Скажите ей это, очень прошу. Разве может быть лучшее доказательство невиновности…
Заметив улыбку, блуждающую на губах инспектора Гранжана, Карл сощурил глаза и едва слышно процедил сквозь зубы, как бы самому себе:
— Französe!
Француз! Иначе говоря, безбожник. Иначе говоря, скептик, фрондер, легкомысленный и нераскаявшийся человек.
Обескураженный, он повернулся лицом к стене и уставился в нее единственным живым глазом.
— Вы ей скажете?..
Однако когда Мегрэ и его спутник отворили дверь комнаты Эльзы, они не увидели там никого.
