— А я не верю! — серьезно сказал Теренс.
— Если бы ты не любил больных, ты не стал бы врачом, — сказала Герда, улыбаясь.
Джон, стал точить нож, чтобы разрезать мясо.
— Все врачи, и я в том числе, занимаются медициной именно потому, что ненавидят болезни. — Совсем другим тоном он спросил:
— Почему мясо холодное? Почему его не подогрели?
— Я думала, что ты придешь с минуты на минуту…я…
Раздраженный, Джон нажал кнопку звонка. Прибежал лакей.
— Заберите, это нужно разогреть!
— Хорошо, сэр!
В этом ответе чувствовался намек на дерзость. Легко можно было догадаться, что слуга думает о хозяйке дома, способной сидеть за столом и безучастно смотреть на остывающую баранью ножку.
— Мне очень жаль, — сказала Герда. — Это моя ошибка. Сначала я думала, что ты сейчас придешь, потом решила, что если отправлю ее на кухню, то…
Джон довольно грубо перебил ее.
— Зачем объяснения? Что они изменят? Машина готова?
— Готова.
— Тогда едем!
Он подумал о красивой дороге, по которой им предстояло ехать. Аромат осени… Люси и Генри… Генриетта…
Генриетту он не видел целых четыре дня! В последний раз он опять на нее рассердился. Его раздражал этот взгляд, который, казалось, был устремлен куда угодно, но только не на него. «Конечно, — думал он, — она художница, и у нее большой талант. Но когда я с ней, она обязана думать обо мне и только обо мне». Эти мысли были несправедливы, и он это знал. Генриетта всегда мало говорила о своей работе, гораздо меньше, чем все его знакомые художники. Только редко она уходила в себя, думала о чем-то своем, и в такие моменты как будто бы совершенно забывала о нем. Это было ему понятно, но все равно невыносимо.
Как-то раз он серьезно спросил Генриетту, смогла бы ли она все бросить, если бы он ее об этом попросил.
Очень удивленно она спросила:
— Что значит «все»?
— Все это! — Он уже упрекал себя за этот вопрос, не следовало его задавать, но он широким жестом обвел все, что находилось в мастерской. Он думал: «Она должна согласиться, это не будет правдой, я знаю, но ведь должна же она понять, что это мне так необходимо. Мне нужна эта ложь, для моего покоя! Пусть она скажет: „Конечно“, и мне будет совершенно все равно, что она думает на самом деле».
Генриетта долго молчала, ее глаза приняли отсутствующее выражение, брови нахмурились, наконец, она ответила:
— Конечно. Конечно, если бы это было совершенно необходимо!
— Что вы хотите сказать, что вы подразумеваете?
— Я не могу ответить точно, Джон! Совершенно необходимо, ну, как ампутация, например.
