Пленные бросались к длинному столу, хватали куски мяса и курятины, рвали зубами, глотали, не прожевывая, и в глазах их стоял безумный голодный блеск.
Небольшая кучка пленных стояла в стороне у стены сарая и угрюмо смотрела, как их товарищи давятся мясом и хлебом, как жадно глотают из алюминиевых кружек самогон, утирая рукавом мокрые губы, как кряхтят, чавкают, толкают друг друга, и не остается в них ничего человеческого, только ярая страсть насыщения.
В этой кучке пленных стоял и Василий Степанович Твердохлебов. На воротнике выцветшей гимнастерки проступали темные следы от двух шпал, что означало звание майора. Он стоял, высокий, костистый и широкоплечий, опустив большие клешневидные ручищи и подняв большую голову с седой спутанной шевелюрой, глядя перед собой глубоко сидящими глазами.
— Жрут, сволочи… гляди, Василий Степаныч, жрут… — сглотнув слюну, с ненавистью проговорил маленького роста чернявый мужик в рваной гимнастерке, с забинтованной грязным окровавленным бинтом головой. — Ну, сволочи…
— Почему сволочи? — негромко сказал Твердохлебов. — Голод, брат, не тетка…
Чернявый оглянулся на Твердохлебова, но ничего не ответил. И стоявшие вокруг майора тоже взглянули на него то ли с осуждением, то ли с вопросом. Но молчали, глотали слюну, чувствуя, что даже головы начинают кружиться — так хотелось жрать, не есть, именно жрать, и в животах бурчит все сильнее…
А вокруг стола продолжали давиться, кашлять, пить торопливыми глотками самогон, и уже вырывали бутыли друг у друга, расплескивая самогон на землю, распихивали по карманам куски мяса, за пазуху совали хлеб и снова рвали, глотали, давились, не в силах остановиться.
В сером проеме дверей появились капитан и майор-эсэсовец. Майор молча разглядывал пленных, а капитан, похлопывая стеком по голенищу надраенного сапога, крикнул:
— Хватит, свиньи, достаточно! Я сказал — прекратить! Там еще много голодных! — Он ткнул стеком куда-то за спину.
Но остановиться пленные не могли. Скривившись, капитан махнул рукой, в сарай вошли автоматчики и стали отгонять пленных от стола. Били прикладами в спины, плечи, по головам. Пленные уклонялись от ударов, но от стола не отходили.
И тогда прогремели выстрелы. Двое пленных рухнули прямо у стола. Их глаза удивленно смотрели на дырявую крышу, скрюченные пальцы еще держали куски курятины.
— Я приказал — всем выходить! — Офицер повернулся, шагнул к Твердохлебову, стеком обвел кучку пленных, сбившихся вокруг него. — Вы останьтесь!
