Итак, западня? Ну нет, к чему громоздить столько несуразностей. Но на всякий случай, я прибуду во всеоружии. Интересно, сколько их там будет, этих эльфов.
Письмо вырвали из моей руки: Олник, склонившись к огрызку свечи, читал недолго, всего минут пять, до того самого момента, как свеча окончательно погасла.
– Мы идем в кахавную? Ура-а! У Г-Кренделя лучшие пирожные с заварным кремом!
А этому мерзавцу лишь бы радоваться.
– Про тебя в письме ни слова.
– А-а-а-апчхии!
– Вот-вот. Там будут эльфы, так что запасись платками или забей в нос пробки.
– А-а-апп… – Он зажал нос пальцами, бросив письмо на стол. – Эйфка? Пам пудет па памая эйфка! Запери псмо! Пся кахава наспарку!
– Ты прозорлив.
Кахава… Мерзкий горький напиток из молотых зерен какого-то богом проклятого северного кустарника. Гномы его обожали. Аристократия Харашты сходила по нему с ума. Он был модным, он дарил вдохновение, он отгонял сон и стоил недешево. Его холодный настой с кардамоном аптекари использовали как рвотное. Впрочем, обычная, заваренная с сахаром кахава действовала на меня так же.
Мне подумалось, что эльфы, каким-то образом прознав обо мне решительно все, задумали на сегодня день издевательств. Сделать так, что хуже и быть не может. Все-таки – кто-то на меня ополчился. Но кто и почему? На эти вопросы будет дан ответ в кахавной Г-Кренделя. Очень надеюсь на это. И пусть только попробуют вилять и глумиться. Варвар, вытравленный мной по капле, стремительно возвращался.
Устрою кровавое месиво, гр-р-р! Убить врагов, взять в плен их женщин, клеймить, заковать в цепи! И не пытайтесь остановить меня!
Я спрятал письмо в карман штанов.
– Будем надеяться, в кахавной можно выпить вина.
Из харчевни мы ускользнули через заднюю дверь. Арти возился на кухне, блистая лысиной, и мы кивнули ему с заговорщицким видом. Дела Ночной Гильдии, понимаете ли. Секрет! Теперь, если нас будут искать, он вряд ли расскажет, что мы вообще посещали его тошниловку сегодня. Хотя после воплей Шатци уматывать через заднюю дверь не имело особенного смысла, но береженного Гритт бережет.
В лавке знакомого старьевщика я сменял кожаный плащ на пристойную, недавно украденную одежду горожанина, неплохую фетровую шляпу и приличные ботинки, Олник тоже слегка приоделся и пустил поперек глаза черную повязку, чтобы его не узнали собратья. Оружие мы разделили, правда, жуткие крючья я выкинул. Таким образом, Олнику достались молоток и страховидные ножницы, мне – клинки и метательные ножи. Мечи поместились в наплечной суме; в ее горловину я втиснул гриф разбитого о чью-то голову ситара. Теперь я был самый настоящий странствующий бард (меланхоличное выражение лица прилагается).
