— Честно говоря, теперь у меня есть все основания в этом усомниться! — улыбнулся Лукарий.
— Нет, я знаю это точно, я это чувствую — вас простят! На Земле вы гость, и даже здесь, несмотря на ссылку, вы остаетесь светлым духом. Вам предстоит вернуться к высотам небесной иерархии, занять свое место в Департаменте Светлых сил. Вы никогда не падете так низко, чтобы начать восхождение с начала, простым человеком. Я же, родившись вновь, буду безмерно далека от вас, живущего в светлых пределах!
Лукарий лишь пожал плечами.
— Никто не знает Книги Судеб. А пока мы с вами отбываем каждый свое наказание. Вы — привидение, я — домовой… не правда ли, отличная пара!
Он рассмеялся, но в смехе его не было веселья. Они снова не спеша пошли по бульвару.
— Вы можете сказать, в чем ваше преступление? — Миледи попыталась заглянуть ему в лицо, но оно было скрыто в тени широкополой шляпы.
— Все обычно до банальности, — усмехнулся Лукарий. — В любой иерархической структуре во все времена, мягко говоря, не поощрялись сомнения в правильности действий вышестоящих. Такое непослушание всегда клеймилось как вероотступничество. Вера была разной, а наказание одинаковое — строптивца изгоняли. На Земле несчастного заодно уж лишали и жизни — так сказать, на всякий случай. Что ж до меня, то ограничились всего лишь ссылкой. Не хочется об этом говорить. Давайте лучше заглянем в театр!
Вернувшись в астрал, они тут же выступили из него на тихой пустынной улочке. Прямо перед ними огромным серым кубом стояло здание театра. Огни были потушены, двери за массивными прямоугольными колоннами заперты.
— Все уже закрыто, — с огорчением заметила миледи. — Мы опоздали!
— О нет, мы как раз вовремя! Какой интерес ходить в открытый театр? — удивился Лукарий. — Все тот же стандартный набор человеческих чувств и ситуаций. Скучно. Вы, к примеру, знаете, за что люди любят шахматы? За то, чего они лишены в жизни, — за обилие комбинаций…
Через запертые массивные двери они вступили в вестибюль, по застланной ковровой дорожкой лестнице поднялись в фойе. Огромное здание было под самую крышу налито гулкой тишиной. Над входом в зрительный зал горела дежурная лампочка. Лукарий взялся за медную ручку, дверь бесшумно открылась, пропуская их в полутемный партер. Рассеянный туманный свет шел со сцены, смешиваясь с темнотой по мере приближения к последним рядам кресел. Сама же сцена, открытая до задней кирпичной стены, напоминала аквариум. Нечто таинственное и грустное было в этой выставленной напоказ наготе.
