Живые не сдаются! Михась, бросив бесполезный самострел, рванул по косе навстречу врагу.
Он понимал, что пробежать сорок саженей, чтобы вступить в рукопашную, не успеет: нарвется на прицельный выстрел. Но еще он понимал, что точно так же думает и невидимый наблюдатель, который будет выжидать, чтобы подпустить дружинника поближе и попасть наверняка. Пробежав уже почти две трети расстояния, отделяющего его от врага, Михась несколько раз вильнул из стороны в сторону, присел на мгновение, а затем стремительно распрямился и с разбегу, почти в полете, метнул незаметно выхваченный из-за голенища нож прямо в ненавистную улыбающуюся тряпичную харю! Он скорее ощутил, чем услышал, как сухо тренькнула вхолостую спущенная тетива лука: наблюдатель признал свое поражение.
Михась, продолжая бег, взлетел на невысокий обрыв, идущий вдоль речного русла, наклонился к поверженному им чучелу, чтобы забрать нож. Он вынул клинок из тряпичной головы, стряхнул с него опилки и вдруг, не помня себя от ненависти, принялся яростно кромсать «тела» врагов, стремясь уничтожить, порезать в мелкие клочья издевательские красные улыбки. Михась опомнился только тогда, когда из соседних кустов раздался тихий свист и поднялся белый флажок, означавший, что рубеж пройден.
Переход под парусом по Кап-озеру Михась помнил очень смутно. Он дошел до той крайней степени усталости, когда наступает полное безразличие ко всему – и к боли, и к собственной жизни. Он просто лежал на дне лодки, почти не ощущая происходящего. За румпелем сидел Разик, кое-как примостившийся на кормовой банке, нелепо выставив перед собой схваченную лубками ногу. Желток вновь был впередсмотрящим.
Когда лодка ткнулась в берег, Михась даже не пошевелился. Несколько драгоценных минут Разик и Желток сидели молча и неподвижно, не смея потревожить лежащего, казалось бы, замертво друга.
– Михась, надо идти! Шесть верст до цели.
Шесть верст – обычная дистанция для бега с полной выкладкой. Сколько раз они пролетали ее менее чем за полчаса! Но сейчас эти шесть верст казались бесконечными, почти непреодолимыми.
Михась медленно поднялся. Он двигался нелепо и неловко, словно его тело было деревянным, плохо сгибалось в суставах и пояснице. Его застывший взор был направлен на друзей, но, казалось, проходил сквозь них и терялся в пространстве.
– Кого нести первым? – чужим, без интонаций голосом спросил Михась.
– Разик, давай, – произнес Желток. – Я постараюсь сам.
