— И обо мне ты тоже плохо думаешь?
— Да уж не без того. У тебя такие длинные уши…
— И нос тоже.
— С носом у тебя все в порядке. Но ты ужасно упрямая. По-моему, ты перешагнешь через собственный труп, если тебе это взбредет в голову. И от кого только у тебя это упрямство?
Бабушка взяла понюшку табака. Об этом никто не должен знать, говорила она. Женщине не пристало нюхать табак. Её темные глаза при этом превращались в две узкие щёлки. На темном лице выделялся орлиный нос. Бабушка всегда выглядела будто просмоленная. Красные, припухлые губы напоминали сургучные пробки на бутылках с соком, что стояли в погребе.
— Нет, ты только глянь! — Бабушка вскочила. Она увидела на дороге дядю Арона. Сперва она следила за ним через окно, потом пошла, чтобы позвать его в дом.
— Надо поберечь нервы Рутты, — сказала она, вернувшись.
Это Руфь понимала. Именно поэтому дядя Арон и приходил к бабушке, когда бывал навеселе.
Из-за чахотки он еще в юности перестал рыбачить. Теперь он работал в Службе социального обеспечения. Дяде повезло, что он окончил торговую школу, говорила мать, потому что к обычной местной работе он непригоден. К дяде ходили за талонами на одежду или на сахар. Он выдавал карточки на продукты. Ставил на них печать. Люди звали его Арон Штемпель, не вкладывая в свои слова никакой насмешки.
Дядя, который всегда так аккуратно снимал брюки, когда отдыхал в воскресенье после обеда, выпив, валялся в чем попало и где попало. Бабушка с трудом стащила с него брюки, прежде чем он рухнул на диван в гостиной. Руфь помогала бабушке удержать дядю, чтобы он не свалился на стол, темное мокрое пятно расползлось по белым подштанникам и по одной штанине.
— Мы их тоже снимем с него? — шепотом спросила Руфь.
— Упаси Боже! Пощадим его стыдливость.
Глаза у дяди были влажные, студенистые. Он как будто пришел в себя и наблюдал за их действиями и вместе с тем находился где-то далеко отсюда. Худой, незнакомый, в рубахе с разрезами на боках и подштанниках. Глубоко посаженные глаза сквозь стекла очков казались большими зелеными поплавками. Без очков дядя шарил вокруг как дурачок, но бабушка всегда говорила, что он умный. Сейчас она сняла с него очки и положила их на стол. Когда она сказала ему: „Тихо, тихо“, дядя словно расползся по дивану и уполз в себя.
Они накинули на него шерстяное одеяло и прикрыли дверь в гостиную, чтобы его ничто не беспокоило. Перед уходом бабушка даже остановила часы с кукушкой. Потом она взяла мокрые брюки дяди Арона, отнесла в подвал и положила мокнуть в оцинкованную лохань. Вернувшись на кухню, она вздохнула и поставила на огонь кофейник.
