Напоминание о девушке со светлыми волосами заставило Седова задать следующий вопрос:
– А Учителю вы сколько человек скормили?
– И это больше по части Кумарова. Я знал только Эльку из них всех. И, честное слово, я пытался за нее заступиться! – Он уцепился за Пашкин рукав.
Это прикосновение, будто попытка напомнить об обещании, вызывало у бывшего сыщика только брезгливое омерзение. Андрей этого не заметил, он продолжал:
– Но у нее нашли украденные из нашей организации деньги… и Учитель велел мне передать Эльку Кумарову.
– Что вы с ней сделали?
– Мы вошли в подвал, она уже знала, что случится, и закричала ужасно, вырывалась, просила не убивать. Но Кумаров ее ухватил, ударил, она перестала орать. Напоследок рассказала анекдот. Видно, от стресса…
Сцену, описанную проповедником, Седов будто видел собственными глазами. И видел, что Андрей врет, потому что Эля была из той породы людей, что бьются до последнего. Мерзавец проповедник держал Элю, пока сектантский десятник ее душил, иначе Кумаров не справился бы. Если изловить Кумарова, то проповедника можно будет вывести на чистую воду. К тому же Паша был уверен, что его свидетель лжесвидетельствует не только об обстоятельствах убийства Эли.
– Какой анекдот? – осипшим голосом спросил он, отворачиваясь к окну, в темноту. – Какой анекдот рассказала Эля?
– А… Ну, этот, про бабу, которую Бог не узнал. Там бабе операцию делали, и она уже думала, что умрет, но ей привиделся Бог, и он сказал, что она выживет. Тогда баба эта, кроме нужной операции, еще сделала пластические – на морду, на жопу, на грудь. Ходит себе довольная, знает, что жить будет еще долго, и красивая притом. И вдруг ее сбивает машина, она помирает, попадает к Богу и говорит ему: «Ты же обещал, что жить я буду долго!», а Бог ей и говорит: «Прости, дорогая, не узнал тебя!»
– А Эля делала пластическую операцию?
– Откуда я знаю? – слегка возмутился Андрей. – Я с ней не спал, близко не разглядывал. Это ты…
Взгляд Седова стал холоднее стали. Развязность проповедника улетучилось, как только он напоролся на этот долгий ледяной взгляд.
– Ты это… не расстраивайся очень, – почти робко произнес он, помолчал и, вернувшись к своим мыслям, заговорил снова с мечтательной интонацией: – А какая организация все-таки, ё-моё! Ты только прикинь, Павел Петрович, ведь все схвачено, все работает на этого сонного людоеда, как маслом смазанное! А он спятил совсем, своими собственными руками такое дело рушит!
