Яхта: история с рассуждениями | страница 30



6

Мари, сидя на высоком табурете у барной стойки, приветливо болтала ножками. Она была готова на любые приключения и почти даже на новую жизнь. Предсказуемый Старый Свет только и ждал ее прощальных поцелуев. Офисное существование, салат с тунцом в обеденный перерыв, Рождество у мамы в Ницце – мамин второй муж напоминал учителя по физике, а физика всегда вызывала в ней недоверие, – еще какие-то из года в год повторяющиеся события и, конечно, мизерные денежки, которые она получала… Почему, собственно, она должна платить бешеные налоги, ради каких таких высоких целей ее обирают в этом, будь он неладен, Евросоюзе и какие такие дыры большой политики все время приходится штопать лучшими годами жизни? Ее любимейший Париж меняется на глазах, теряет свой шарм и стиль, в нем живут какие-то другие люди – не те, с которыми она дружила в студенческую пору. Через год опять придется смотреть в то же самое офисное окно, выполнять те же заказы, только на лбу точно уже появятся морщины или, не дай Бог, можно еще и заболеть от тоски.

На ее рабочем компьютере стояла маленькая матрешка, которую она вытащила из огромной картонной коробки в доме у Изабель, когда та порывала с прошлым. Даже не могла объяснить сейчас, зачем она это сделала. Ну уж точно не из эстетических соображений, хотя немного китча не помешает, потому что от такого хлама веет весельем и добротой. «Раньше они, рискуя жизнью, бежали к нам, как Барышников, например, – вспомнила Мари, – а теперь мы сами бежим… и точно не в Америку». Она нашла глазами Копейкина – он сидел, задумавшись, и, казалось, совсем не обращал на нее внимания.

Но трудно было бы сказать, что Сева задумался – он врос в кресло, совершенно не шевелился и ни на что не реагировал. Глаза оставались открытыми, но они явно блуждали по прошлому. И похоже, он вспомнил. В середине января, в Лондоне, в театре, на мюзикле. Как назывался театр? Aldwych Theatre, да. А мюзикл «Dirty Dancing». Билеты с трудом купили в отеле. Актеры танцевали прекрасно, публика повизгивала от восторга, солист был божественно красив, гибок, виртуозен, стремителен и сексуален. Сева прижимался к Ире и упивался сочетанием захватывающего зрелища и своих ощущений. Ира была немного молчаливой, но он не замечал. На следующий день она уехала в Вену по делам, а он в Москву на экстренное совещание совета директоров банка. В антракте они встретили знакомых: в январе, да и не только, в Лондоне русских можно встретить в любом общественном месте, тем более в театре. Времени на разговоры было мало, в основном они только приветствовали друг друга. Ира поздоровалась со стройной, спортивного типа шатенкой, но по-английски. Они расцеловались. Копейкин же стоял с какими-то русскими чуть в стороне, и Ира не стала его представлять – уже пора было идти в зрительный зал. Минуты две девушки о чем-то разговаривали. Это точно была Виолетта – ее трудно перепутать, раз увидев: осанка, «тонкость» какая-то, вьющиеся темные волосы до плеч. Она стояла к нему лицом, и он даже хотел спросить потом Иру, что это была за девушка, но забыл.