Настроение кронштадтцев в тот день, как всегда, было полно решимости и отваги, нетерпеливого желания схватиться с силами контрреволюции. Самая ничтожная угроза революции со стороны Временного правительства или близких к нему кругов заставляла настораживаться красных кронштадтцев, судорожно схватывать винтовки и требовать от своих вождей немедленного похода в Питер на выручку уже достигнутых завоеваний революции, которые, несмотря на их сравнительное ничтожество, служили в глазах кронштадтцев верным залогом близкого пролетарского торжества.
Естественно, что призыв на помощь, исходивший от большевистских партийных верхов, нашел чуткий отклик в настроениях революционного Кронштадта. Политическая обстановка, сложившаяся в Питере к 24 апреля, еще не требовала больших подкреплений. Поэтому готовый к отправке отряд, сформировавшийся по принципу представительства двух-трех человек от каждой части, насчитывал от ста до полутораста штыков. Этот небольшой отряд являлся передовым застрельщиком, за которым всегда готовы были последовать тысячи вооруженных бойцов.
Еще засветло отряд на пароходе выехал из Кронштадта. В Ораниенбауме была пересадка на поезд. Выгрузка в Петрограде на Балтийском вокзале произошла уже в вечерней темноте.
По глухой набережной Обводного канала и по необычайно пустынному Измайловскому проспекту, где только изредка мелькала одинокие пешеходы, мы, шествуя по середине мостовой, с винтовками, взятыми «на плечо», и держа мерный походный шаг, не навлекали на себя никаких подозрений. На узком мосту, перекинутом через Фонтанку у Александровского рынка, мы обогнали прохожего, в котором при свете фонаря, упавшем на его лицо, я узнал брата Семена Рошаля — Михаила. Я окликаю его. Он тотчас отделяется от тротуара, подходят ко мне и, не владея собой, дрожащим, нервно захлебывающимся голосом, в котором слышится безысходная, жгучая тревога, бросает слова:
— Знаете, им удалось натравить солдат на рабочих… Я был сегодня на Невском… Я сам видел стрельбу… Это ужасно…
Стараюсь, как могу, успокоить, обнадежить его, ободрять и уверить, что сегодняшняя перестрелка — только единичный эпизод, ни в малейшем степени не способный задержать или замедлить ход развития революции. Михаил Рошаль недолго сопровождает нас, затем прощается и уходит.
На углу Садовой и Невского нас задерживают несколько офицеров и штатских меньшевистско-эсеровского вида. Один из них, в новом, с иголочки, пальто и меховой шапке, пытливо задает нам вопрос:
