— Какую? — робко переспросили мы.
— Елизаветинскую.
Мы сохраняли молчание.
— А дошекспировскую трагедию?
Мы покачали головой.
— А если бы изучали, то знали бы, что Гамлет в черном бархате — это абсурд. Во времена Шекспира — я мог бы доказать вам это в считанные мгновенья, будь вы достаточно умны, чтобы понять, — не существовало такой вещи, как черный бархат. Просто не существовало.
— В таком случае, — спросили мы, заинтригованные, озадаченные и взволнованные, — как же вы представляете Гамлета?
— В коричневом бархате, — проговорил Великий Актер.
— Боже правый! — воскликнули мы. — Да это же революция!
— Так и есть. И это лишь часть моей концепции. Главное: как я представляю то, что можно было бы назвать психологией Гамлета.
— Психологией, — повторили мы.
— Именно, — резюмировал Великий Актер. — Психологией. Чтобы сделать Гамлета понятнее, я хочу показать его как человека, согбенного тяжкой ношей. Его терзает Weltschmerz.[9] Он несет на себе весь груз Zeitgeist.[10] В сущности, его гнетет вечное отрицание.
— Вы хотите сказать, — мы постарались произнести это по возможности бодро, — что на его голову свалилось как-то многовато всего?
— Его воля, — продолжал Великий Актер, не обращая внимания на нашу реплику, — парализована. Он пытается двигаться в одну сторону, а его бросает в другую. Он то падает в бездну, то воспаряет к облакам. Ищет опору и не находит ее.
— Изумительно! — воскликнули мы. — Но разве такая трактовка не потребует большого количества машинерии?
— Машинерия! — Великий Актер разразился львиным смехом. — Машинерия мысли! Механика силы духа! Магнетизм…
— А-а… — сказали мы. — Электричество.
— Вовсе нет! Вы не понимаете. Все зависит от моей игры. Возьмем, например, знаменитый монолог. Вы его слышали?
— Быть или не быть… — начали мы.
— Стоп! — воскликнул Великий Актер. — Подумайте! Это МОНОЛОГ. В этом ключ! Гамлет произносит его про себя. В моей интерпретации вслух не звучит ни единого слова. Все происходит в абсолютной тишине.
— Но как же вам это удается?
— Единственно с помощью мимики.
Великие небеса! Разве такое возможно? Мы всмотрелись в лицо Великого Актера и вдруг с ужасом осознали: он на это способен.
— Я выхожу к публике, вот так, — продолжал Великий Актер, — и начинаю монолог мимически. Следите за моим лицом, пожалуйста.
С этими словами Великий Актер горделиво выпрямился, скрестил руки на груди, а на лице его в эти мгновения сменяли друг друга — нет, скорее сметали! — порывы волнений, возбуждения, тщетной надежды, сомнения и отчаяния.
