Мы поклонились.
— Публичность! — пробормотал Великий Актер. — Публичность… Ну почему от нас всегда требуют публичности?
Мы и не собирались, уверили мы его, публиковать хоть слово из того…
— Э-э… что? — прервал нас Великий Актер. — Не публиковать? Не печатать? Так зачем…
Не публиковать без его разрешения, объяснили мы.
— Ах, — утомленно пробормотал он. — Мое разрешение… Да-да, я вынужден его дать. Мир требует этого от меня. Печатайте, публикуйте, что вам угодно. Я безразличен к похвалам, не забочусь о славе. Оценку мне вынесут потомки… Тем не менее, — оживился Великий Актер, — гранки попрошу доставить мне вовремя, дабы я мог внести все необходимые правки.
Мы послушно кивнули.
— А теперь, — начали мы, — позвольте нам задать несколько вопросов по поводу вашего искусства. Скажите, в каком жанре, вы полагаете, ваш гений раскрывается особенно полно, в трагедии или комедии?
— В обоих, — ответил Великий Актер.
— То есть, он не превалирует ни в одном из жанров?
— Вовсе нет. Он превалирует в обоих.
— Простите, — сказали мы, — мы не совсем ясно выразились. Проще выражаясь, мы хотели сказать, что вы, по-видимому, не считаете себя сильнее в том или ином жанре.
— Вовсе нет, — проговорил Актер, простирая руку в величественном жесте, которым мы восхищались многие годы, и одновременно тряхнул львиной головой, отбрасывая львиную гриву с львиного лба. — Вовсе нет. Я сильнее в обоих. Мой гений требует одновременно и комедии, и трагедии.
— Ах! — воскликнули мы, начиная понимать. — Из-за этого, по-видимому, вы и являете нам себя в шекспировских пьесах?
Великий Актер нахмурился.
— Я бы сказал, скорее Шекспир являет себя во мне.
— Конечно, конечно, — промямлили мы, устыдившись собственной тупости.
— Скоро я выступлю в роли Гамлета, — продолжал Великий Актер. — И смею надеяться, это будет совершенно новый Гамлет.
— Новый Гамлет? — потрясенно воскликнули мы. — Новый Гамлет! Неужели такое возможно?
— Вполне, — уверил нас Великий Актер, повернув к нам свою львиную голову. — Я посвятил годы изучению роли. Роль Гамлета на протяжении столетий толковалась совершенно ошибочно.
Мы потрясенно молчали.
— До сей поры актеры, — продолжал Великий Актер, — или скорее, я бы сказал, так называемые актеры — я имею в виду всех, кто пытался выступать на сцене до меня, — представляли Гамлета совершенно неправильно. Они представляли Гамлета одетым в черный бархат!
— Да-да, — закивали мы. — В черный бархат!
— Красиво. Да только совершенно абсурдно, — усмехнулся Великий Актер, доставая два-три массивных фолианта с книжной полки. — Вы когда-нибудь изучали елизаветинскую эпоху?
