— Однако сейчас Царское село окончательно выведено из игры.
Мы вздохнули с облегчением: щупальцев можно больше не бояться! Я решил, что пора задать главный вопрос.
— Как по-вашему, — начал я, — война приведет к расколу Германии?
— Что именно вы имеете в виду, говоря о Германии: пруссачество или юнкеризм?
— Ни то и ни другое, — честно ответил я.
— Ясно, — мгновенно сориентировался Непререкаемый Авторитет, — речь о суверенитете, а конкретно о рейхсланде.
— Да, о нем самом, — кивнул я.
— Трудно ответить на ваш вопрос, не вдаваясь в сложные детали, но я попробую. Совершенно очевидно, что Миттель-Европа позволяет себе лишнее.
— Неужели позволяет?
— Безусловно! Дни Миттель-Европы сочтены. Я хотел сказать, все нынешние теории о Миттель-Европе — сущая фантасмагория, если учесть силу рейхсланда со времен Кёниггреца.
Авторитет обвел нас своим особенным испытующим взглядом. Мы дружно изобразили на лицах отвращение к фантасмагориям.
— В общем, можно не сомневаться: Миттель-Европе конец.
— Да, пожалуй, — осторожно проговорил я, не зная, нужно ли об этом сожалеть.
— Нет сомнений и в том, что с исчезновением Миттель-Европы исчезнет и теория Гроссдойчланд.
— Да, да, еще бы, — закивали мы.
— Ну, тогда ответ на ваш вопрос очевиден, — нарочито медленно начал Непререкаемый Авторитет, — в принципе, его подсказывает сама ситуация: единственно возможный вариант… — Он сделал эффектную паузу и закурил. Мы затаили дыхание: вот он момент истины! — Единственно возможный вариант — штатенбунд!
— Святые небеса, только не штатенбунд! — выпалил я.
— Иначе никак. — Непререкаемый Авторитет затянулся с таким спокойствием, точно даже будь в его силах остановить штатенбунд, он и пальцем бы не пошевелил, — все ведет к штатенбунду. Другими словами, мы вернулись туда, где находились до Венского конгресса. — Непререкаемый Авторитет усмехнулся, и мы захохотали: надо же, какая нелепость! Однако наш гость, человек благородный и искренне стремящийся распространять лишь достоверные сведения, решил, что немного сгустил краски.
— Имейте в виду, — сказал он, — что-то останется: цолльферайн — наверняка, и либо аусгляйх, либо его подобие.
Мы снова вздохнули с облегчением: хорошо, что останется хоть тень или какое-то подобие аусгляйха! А еще мы явно начинали понимать своего гостя. Чувствовалось, у моих друзей накопились вопросы, и их не терпится задать.
— А что с Румынией? — спросил Неллз. Он банкир и интересуется государственными облигациями. — Ей конец?
