Человека понапрасну посадил в тюрьму, разорил, а он «неча говорить, человек ты правильный». А теперь послушайте, как на правосудие смотрят культурные люди.
Я иногда охотился с одним русским местным помещиком из университетских интеллигентов. Поступило на него прошение. Он во время охоты арапником хватил пастуха. Показал я ему прошение.
— Побил, — говорит, — этого мерзавца за дело: он собак сбил со следа.
Советую ему кончить дело миром — уплатить пастуху. «Не хочу» да «не хочу».
На суд он не явился. Какой-то свидетель, его доезжачий 84*, показал, что и пастух его ругал, и за взаимность обид приговорил его суд к штрафу всего в 20 рублей. Обвинитель остался приговором доволен.
Сейчас после приговора является помещик.
— Я подал вам прошение о пересмотре заочного решения. Вы принципиально должны меня оправдать, а то Бог знает, что эти хамы себе позволят.
— Просить о пересмотре дела вы по закону имеете право, но делать это вам не советую. Могут явиться новые свидетели, показание вашего доезжачего довольно нелепое, и, пожалуй, вместо штрафа вы попадете под арест.
Так оно и вышло. Оказалось, что свидетель был в полуверсте и ругань слышать не мог. Я помещика приговорил к аресту. Он перенес дело и в съезд, и в Сенат, но решение утвердили и его посадили. И я нажил врага на всю жизнь. Нет мерзости, которой он на мой счет не распускал.
Одну помещицу, которую знал еще в Вильно, пришлось посадить на пять дней. Ресторана в городе не было, и я в арестный дом посылал ей обед и ужин и даже фрукты и конфеты. Посланное она в аккурате съедала, а когда ее выпустили, меня начала ругать на чем свет стоит, уверяя, что я «красный» и ее, как дворянку, приказал под арестом нарочно скверно содержать.
«Неча говорить — правильно».
Полагаться на хорошее отношение к тебе людей, вообще-то, весьма легкомысленно. Но в Новоалександровске у меня появился друг, на которого я мог положиться как на каменную гору. Маленького роста, бледный, это был мальчик лет восьми-девяти, он был сыном бедного еврея, и у него были необыкновенной красоты глаза. Этот ребенок никогда не смеялся, не бегал, как бегают дети, не играл. Вся его энергия с утра до вечера уходила на добывание хлеба насущного. Я познакомился с ним случайно. Как-то я пришел на рынок и обратил внимание на крошечное и смешное существо, одетое в какие-то обноски, с шапочкой на голове, из-под которой висели пряди волос, как часто видишь у евреев. Существо энергично бегало от одного продавца к другому, что-то продавая и покупая. Существо это выглядело смешным, несчастным и трогательным.
