Топора у нас не было, чтобы срубить сучок и привязать к оси. Я приказал кучеру сесть верхом на лошадь и ехать в ближайшую корчму за помощью, а сам остался сторожить покупки, которыми двуколка была переполнена.
Шел мелкий дождь, я продрог. Было темно — словом, я чувствовал себя не в особенно бодром настроении. На шоссе раздался стук телеги. Что это была телега, нетрудно было разобрать по звуку. Все ближе и ближе, того и гляди, что наскочит на меня. Я крикнул, чтобы не наткнулись. Остановились.
— Что за люди? — отозвался голос.
— Проезжий. Ось сломалась.
Зажгли спичку, потом фонарь, человек стал подходить. Меня он видеть мог, так как фонарь светил в мою сторону, а я его нет.
— Да это наша мировая, — послышался хриплый голос.
Не знаю почему, народ всегда величал мировых в женском роде.
Человек подошел вплотную, я его узнал и невольно опустил руку в карман, где лежал мой револьвер. Это был конокрад, которого я в запрошлом году на год посадил в тюрьму. Но я не подавал вида, рассказал, что с экипажем случилось.
— Ничего, сейчас исправим, — и он крикнул товарищу принести топор. Я в кармане взвел курок.
Конокрады срубили деревцо, приладили к оси, привязали двуколку к своей телеге.
— Ну, барин, полезай на воз.
— Да нам не по дороге, — сказал я. — Да вот, кажется, едет мой кучер с людьми из корчмы.
— Едет, так встретимся. Не задерживай, садись.
Делать было нечего, вскарабкался на воз. Повернули, поехали. Едем — молчим. Выехали в самую гущу леса. Поднялась луна — вижу топор лежит у него под рукой.
— А что, барин, не признаешь меня? — спрашивает. — Али забыл?
— Не припомню.
— Так. А меня ты во как обидел. Прямо сказать — разорил.
— Видно, так по закону пришлось.
— Вестимо, по закону, а не зря. Ты человек правильный — неча говорить. Теперь я чрез тебя прямо пропащий человек. — И он переложил топор поближе к себе. — Осудил ты меня на высидку на год. Все хозяйство и пошло прахом.
— За что?
— Вестимо, за что. По конским, значит, делам. За это, значит, за самое. Не помнишь?
— Не своди чужих коней.
— Да в том и штука, что я тогда лошадь не свел. Уводить коней, неча греха таить, уводил, и не раз, не два, бывало. А на этот раз — вот те крест, ни душой, ни телом не виноват. Зря посадили. Оговорили меня.
— Показывали под присягой, — сказал я.
— Вестимо, ты не мог знать. Человек ты правильный — неча сказать.
И довез меня домой. И хотя сделал лишних двадцать верст, от денег отказался.
— С тебя взять грешно. Человек ты правильный — неча говорить.
