Четыре мушкетёра | страница 7
И тут как раз появился Тревильян и оказал Королю первую и весьма чувствительную услугу — открыл секрет, как можно быть деловым, ничего при этом не делая или, на худой конец, занимаясь неизвестно чем. Наука оказалась несложной. Надо было просто всегда делать не то, что от тебя требуется в данный момент, и всегда говорить не о том, что беспокоит окружающих. А если ещё изображать соответствующую серьёзность, многие сразу начинают задумываться: мол, что это мы тут всякой чепухой занимаемся, оказывается, не наши мелкие дела, а вон то главное, о чём этот серьёзный человек переживает. Надо было, находясь на студенческой вечеринке, не веселиться, не смеяться со всеми вместе и уж тем более не петь, а сидеть, постоянно глядя на часы, поминутно срываясь с места якобы позвонить по делам, начинать уходить и прощаться ещё до того, как все сядут за стол, и с трудом поддаваться на уговоры остаться. Тогда все понимают, какая для них честь, если Король и Тревильян сидят вот так запросто за одним столом со всеми, и сердце каждого из присутствующих наполняется благоговением перед самим собой, потому что не со всякими эти деловые люди позволят себе беззаботно веселиться.
Кроме того, давно известно, что в театре любого короля играют окружающие, — этими окружающими и был для Короля Тревильян. Он превозносил его, рассказывал при нём истории о его находчивости и успехах, а Королю оставалось только небрежно улыбаться и принимать почести. Особенно большое впечатление это производило на девушек, и новоявленные друзья пунктуально пользовались своими успехами, не забывая и не обижая никого.
Но нельзя сказать, что их деловитость и солидность производили такое же впечатление на преподавателей и на деканат. И здесь Тревильян оказывал Королю услуги каждый семестр. Когда их начинали выгонять из института, что в те времена случалось нередко, Тревильян надевал на себя что похуже, долго ходил возле деканата, как бы робея войти, потом входил и с акцентом, за которым не слышно было языка, но слышны были всхлипывания, рассказывал о бедном горном селе и об оставшейся бабушке.
Потом входил Король. Он говорил, как трудно помогать Тревильяну учиться, если тот не понимает по-русски ни слова, и ещё про то, что из-за этого самопожертвования он сам попал в число неуспевающих. У декана при их появлении выступали на глазах слёзы, и он всё прощал.
Но однажды не простил, потому что увидел Тревильяна где-то на улице с девушкой и услышал, как тот довольно бойко говорил с ней на чистом русском языке, вставляя в свою речь неологизмы и жаргонные слова.