На переднем плане здесь критика рационалистического метода Декарта с позиций эмпиризма. Казалось бы, мы имеем дело всего лишь с учеником и продолжателем Бэкона. До известной степени это, конечно, так. Вико доказывает, что аналитический метод математики, рекомендованный Декартом к применению во всех науках, не эффективен за ее пределами и не годится даже в физике. Математика имеет дело с фиктивными объектами, а физика — с «реальными вещами» за пределами нашего сознания. Дедукция из принятых предпосылок, игнорирующая опыт, ничем не лучше схоластического силлогизма, неприемлемость которого в естествознании показал еще Бэкон. Но Вико, как видно, полагает, что в этой области методологические принципы уже выяснены, его взгляд обращен в другую сторону — к науке о человеческой деятельности.
Характерно, что в качестве примера неэффективности логической дедукции Вико ссылается на опыт врачебной практики. Курс лечения нельзя дедуцировать из общей причины (или природы) болезни, ведь и больной, и болезнь постоянно изменяются. Поэтому древние и признавали свое невежество относительно общих причин и сущности болезней, однако на основе тщательного наблюдения симптомов и приблизительного определения необходимых врачебных мер они достигли высокого мастерства в лечении. Отсюда важное различие между истиной, которая достижима в математике, и простым «правдоподобием», которым мы вынуждены ограничиваться в делах практических: «…имея истину, мы из нее дедуцируем выводы относительно физических вопросов; напротив, правдоподобные утверждения суть симптомы и суждения, полученные в результате долгого наблюдения» (5, 101). Этому различию соответствует и различие между наукой и практическим «благоразумием»: «Наука рассматривает вечные истины, которые независимы от человеческого духа: таков Платон. Благоразумие стремится раскрыть те частные истины, которые в любой момент могут стать ложными: таков Тацит» (там же, 165). Собственно говоря, речь идет о различии между абсолютной и относительной истиной, причем, как видно из цитаты, наш автор никакой связи между различаемыми видами знания не видит. Наука в собственном смысле слова устанавливает только вечную и неизменную истину, а все преходящее, хотя бы и исключительно важное для человеческой жизни, лежит за ее пределами. Такое понимание научного знания соответствовало духу того времени и было тоже завещано античной традицией. Но уже в этом раннем произведении Вико стоит выше эпохи — в своем настойчивом стремлении проникнуть в особенности «ненаучного» понимания, которым руководствуются люди в обыденной жизни, — «практического разума», не в кантовском, разумеется, а в буквальном смысле этого слова, равнозначном «благоразумию».
