Дело в том, что Вико, следуя традиции своих учителей — итальянских спекулятивных философов XVI в., — предъявляет явно завышенные требования к понятию истины, или науки. Наука — это познание «вечного и неизменного порядка вещей». Все, что не соответствует этому, не относится к науке, или истине. Конечно, тогда и галилеевское естествознание оказывается за пределами научной истины. Здесь мы сталкиваемся с противоречием между архаическим спекулятивным понятием науки и новой научной практикой, которая постепенно прокладывает путь и адекватному понятию науки. И наш автор сыграл в этом процессе весьма заметную роль, хотя и не сознавал этого. Ведь само понятие «новой науки» (благодаря расширению области «достоверного») наносило сокрушительный удар по архаической концепции, заимствованной из античного идеализма.
Но обратимся теперь к анализу отличительных признаков достоверного. «Истинное, — пишет Вико, — порождается соответствием ума порядку вещей; достоверное порождается сознанием, освободившимся от сомнения… Так, истинное основывается на разуме, достоверное покоится на авторитете, или на авторитете наших чувств, что называется „аутопсией“ (свидетельство собственных глаз), или на авторитете других свидетельств…» (5, 167–168). И снова способ, которым вводится понятие достоверного, может показаться крайне непривлекательным современному человеку: достоверное основывается на авторитете. Тут сразу приходит на память всякого рода фанатизм и злоупотребления церкви. Однако у Вико в круг этого понятия включается и эмпирический критерий истинности — чувственная достоверность и свидетельства исторических источников. В общем определении достоверности не содержится никаких ссылок на псевдоавторитеты, хотя, как нам предстоит убедиться впоследствии, наш автор в случае необходимости прагматического порядка не стесняется оповещать читателей о благочестивых чувствах, которые его обуревают.
Несомненна также приверженность Вико рационалистическому критерию истины, ибо он противопоставляет его авторитету внешних чувств, это не помешало ему, однако, отстаивать возможность исторического познания, что начисто отрицали рационалисты. В парадоксальном сочетании философского рационализма с замечательным историческим чутьем суть творческой индивидуальности Вико. Рационализм побуждал Вико искать философские основания эмпирических обобщений и частных выводов, а историческое чутье помогало научно реконструировать прошлое, понимаемое в соответствии с его собственной внутренней логикой, а не на основе преходящих стандартов, которые увековечиваются людьми, лишенными понимания исторической перспективы.
