Он запыхтел своей трубкой, выпуская колечки дыма.
– Впрочем, идею бессмертия уничтожает то, что она стремится воплощать собой абсолют, она и считается абсолютом в одной из философских систем, которая, хочешь не хочешь, всегда результат случайной игры человеческого разума. Вы интересуетесь философией и умозрительными рассуждениями?
Не помню, что я ему ответил. Вряд ли я сказал ему, что сам спрашиваю себя, не воспринимаем ли мы Сертог как одно из этих умозрительных построений; быть может, она принесет ответ на этот вопрос для всех нас? Напротив, совершенно уверен, что я заметил ему, что его аргумент против бессмертия скорее надо понимать наоборот: он аналогичен доказательству святого Ансельма[76] о существовании Бога и значит не больше, чем это доказательство, причем по тем же самым причинам – оба допускают смешение понятий на разных смысловых уровнях языка.
Последний день пути был исключительно тягостным – ледник становился все хаотичнее и чернее, несмотря на то, что кое-где уже встречался фирн. Два наших проводника шли в авангарде и непрерывно искали наиболее подходящую дорогу, по которой можно было провести носильщиков. Они без конца то уходили вперед, то возвращались, что вызывало постоянные остановки и задержки нашей длинной колонны. Тяжелое низкое небо скрыло от нас вершины гор. Зато слева мы четко видели начало второго рукава ледника, сиявшего ярче этого серого неба: покрывавший его снег сверкал на солнце, проглянувшем сквозь какой-то невидимый разрыв в облаках; должно быть, вершина Сертог лежала где-то за этим рукавом. Но это – только предположение. Может статься, нам надо идти дальше и, следовательно, еще выше; но в случае если этот прилегающий ледник представляет собой хороший путь на вершину, мы только зря потеряем время. Вот почему мы решили устроить базовый лагерь здесь, на слиянии двух ледников, и подождать, пока небо очистится. Пусть даже потом нам все же придется поменять расположение.
Но на этом рукаве у нас уже не было того соблазнительного озерка, и единственной ровной площадкой, которую можно было найти, оказалась поверхность самого ледника. Итаз и Абпланалп отправились на поиски подходящего места. Лед здесь был присыпан слоем старого пожелтевшего снега, из-под которого выдавались каменистые холмы морен и выныривали прозрачно-синие ледяные пирамиды кальгаспор.[77]
Выбранное место – сказать по правде, единственно возможное, – было чертовски неудобно – хуже не придумаешь. Единственное его преимущество – относительная защищенность от ветра: оно лежало в подобии амфитеатра, образованного моренными отложениями, и находилось рядом с большой круглой трещиной, заполненной тусклой водой. Даштейн побился об заклад, что он там искупается. В надвинувшемся тумане виднелась только черная впадина ледника, а выше – угрюмые скалы, на кромках которых тут и там светлел настоящий пояс сераков, отбрасывающих полосатый узор светлых теней. Края этих стен были облиты ярким молочно-белым светом, составлявшим резкий контраст с нависшими прямо над головой свинцовыми тучами – живое доказательство того, что там, на вершинах, снежные склоны по-прежнему освещены солнцем.
