Так, однажды я подарил одному носильщику – невысокому, тщедушному малому, вдобавок глаза у него слегка копили, так что сотоварищи его ни во что не ставили, – какую-то безделицу. Другой тут же забрал у него мой подарок, ему стоило только шевельнуть пальцем. Я, разумеется, вмешался и заставил вернуть ему эту вещь. Но на следующий день она опять оказалась у того же носильщика, которому он, вероятно, был что-то должен. Это происшествие, само по себе незначительное, переносило нас чуть ли не во времена Двора чудес; в сущности, что нам известно о выживании – ничего, если не считать нашей опасной игры в покорение вершин (и значит, мы ничего не знаем о настоящей опасности, несмотря на преодоление всех опасностей высокогорья, чем мы так гордимся). Мы раздали каждому башмаки, черные очки, шерстяной свитер и рукавицы, а взамен настояли на том, чтобы вся эта бесконечная круговерть обменов, натуральной торговли, подарков и возврата долгов, которая вспыхивала всякий раз, как к ним попадал новый предмет, возобновилась только тогда, когда все эти вещи перестанут быть им необходимы – иными словами: когда наши кули вернутся в свою долину. И на этот раз они не нарушили нашу договоренность. С обувью дело было сложнее: эти обмены длились уже так давно, и некоторые из них шагали по режущему, ощетинившемуся острыми камнями льду босыми ногами. Надо, правда, сказать, что, несмотря на кровавые следы, которые тянулись за ними по леднику, мне не казалось, что они страдали больше, чем другие, или уступали им в ловкости.
Если, разумеется, исключить того, кто погиб.
В тот вечер Клаус завел со мной откровенный и необычный разговор.
– Вы знаете, Мершан, я не верю в Бога. Мой разум требует ясности. Верующие умеют забыть свои тревоги, и я им завидую. Я отдал бы за это всю мою ясность.
– Будь я священником, я ответил бы: это зависит только от вас.
– Нет, не только. Так же, как от христианина не зависит возможность потерять свою веру. Я желал бы верить, я часто ходил на мессу, но поверить мне не удается. Вы сами, мсье Мершан, вы верите в Бога? Верующие часто так чувствительны к этому вопросу. Вы замечали, насколько щекотлива эта тема для Германа? Верующие нуждаются в вере, даже если им доказать всю ее нелепость. Это – гораздо больше знаменитого пари Паскаля,[75] вы понимаете? Это – договор, договор с Богом или, скорее, с идеей бессмертия: в обмен на эту идею они обретают спокойствие. Тот, кто верит в бессмертие, не задает себе вопросов о вере.
