Сам Дулку с большим удовольствием внимал, как мы произносим наши моления; и он выказал к нам такое благорасположение и так сильно хотел узнать что-нибудь о нашей вере, что попросил меня научить его нескольким нашим молитвам. Это желание побудило Корнелиуса к решению переложить на их наречие молитвы Пресвятой Деве и Апостолам, дабы даровать этому настоятелю и всем его подданным знание о Спасении и Благодати и принести им восхищение деяниями Божьими. Но ему пришлось отказаться от этой затеи, ибо он был еще не слишком искушен в их языке. И не умея перевести святые слова на их тарабарский язык, мы взяли на себя трудную задачу, попытавшись открыть ему великие тайны нашей Святой Религии: не только об изречении вечного Слова Божия, порожденного Богом-Отцом, но и о Боге-Сыне, Отцом рожденным прежде всех веков, об исхождении Духа Святого от Отца и от Сына, об единосущности Слова и Бога; мы лишь не решились затронуть пресуществления, опасаясь, как бы они не перепутали его с привнесением в вино и хлеб Тела и Крови Христовой – эту обычную ошибку еретиков, полагающих, что хлеб и вино, оставаясь хлебом и вином, становятся Плотью и Кровью Господа Нашего.[67] Все же Дулку выслушал все наши речи с большим вниманием вместе со своими дьяконами и аббатами.
Дабы отплатить ему тем же, нам скрепя сердце тоже пришлось внимать Дулку, отслужившему свою мессу вместе с двумя дьяконами, ставшими ошуюю и одесную от него. Потом он среди прочих наивных и забавных россказней поведал нам сказку о младенце, родившемся с седой бородою, на которую святой отец, удержавшись от смеха, отвечал ему, постаравшись еще раз прояснить прекрасные тайны нашей Святой Троицы и Господа Бога Нашего, рожденного человеком.
Затем нас повели смотреть их храмы и изукрашенные золотом сокровища, кои были собраны тут со всех частей этого царства Тебет. Нам показали картины с изображение ями их богов – вкуса весьма дурного, убранные с посредственной роскошью и намалеванные кричащими неприятными красками, однако не без некоторой тонкости. Одни идолы были ужасающи и смехотворны: таращили выпученные глазища и потрясали змеями или сжимали копья своими бесчисленными руками. Другие – отвратительно непристойны: мы видели там их богов, свершавших то же, что Адам и Ева во время порождения рода людского; и проходя мимо них, мы крестились. Побывали мы также в книгохранилище, поистине обширном, где уложены были рядами на деревянных досках и полках книги и хроники их ордена, скатанные в свитки, как пергамент. И наконец мы отправились почивать, сильно измученные дорогой и всеми этими церемониями; да еще доставило нам неудобство такое, в сущности, обыденное открытие – то, что люди эти живут в тесной скученности и в страшной грязи.
