Митя мотнул головой.
— Зря не читал. Вернешься, я тебе дам перепечатку. Самая гуманная книга. Сам подумай: все никогда не смогут жить хорошо. Пусть уж кто-то живет хорошо, чем все плохо, частью надо пожертвовать. У Гитлера была ошибка: арийцами он называл нацию, а между тем арийцы есть в любой нации. Это часть людей, которая имеет жизненную силу, способную обновить общество. А все, кто не принадлежит к арийцам, — хлюпики, ублюдки. Но ты, я вижу, парень сильный. Если тебя поднатаскать в идеологии, думаю, можешь войти в нашу организацию.
— Нет, нет, — Митя поднялся, громко сглотнув слюну. — Мне идти надо, я — дневальный.
Саня рассмеялся.
— Чего ты испугался? Просто у тебя информационный шок — теоретической подготовки нет. Подумай на досуге, поймешь, что я прав.
— Нет, нет, — Митя решительно направился к двери.
— А Олег-то меня, между прочим, сразу понял. Вы с ним вечером приходите чай пить, а я печеночный паштет достану, болгарских огурчиков. Поговорим.
Митя шел в свой корпус и никак не мог унять дрожь. Он раньше слышал, что у них в городе есть какие-то группировки, но никогда с ними не сталкивался и считал, что все это вранье. «Надо матери написать, спросить о выступлениях».
Вечером он никуда не пошел и вообще решил больше к Сане не ходить, а завтра во время обхода попроситься на выписку, и, когда старшина поманил его пальцем и назначил за отлынивание от работ в наряд по корпусу, Митя даже обрадовался этому и сразу взялся за швабру. Теперь у него было оправдание.
Он шоркал шваброй по полу, а перед глазами стояли огурчики с хлебом, на котором толстым слоем был намазан печеночный паштет.
На ужин давали костистую рыбу, с клейстером.
Когда он попросился на выписку, врач удивился и сказал, что в его практике такого не случалось, чтобы солдаты один за другим просились из госпиталя.
В Кабуле было солнечно и жарко, На траве, невдалеке от вертолетов, валялись заменившиеся офицеры — ждали самолета из Союза. Вдали дымилась пыльная пересылка, город кричал тысячью далеких голосов, и Митя был рад, что снова в Кабуле. До года службы оставалось еще каких-нибудь два с половиной месяца, а там все должно пойти как по маслу.
С ним летел солдат — судя по неушитой форме, такой же чижик, и, как выяснилось, ему было с Митей по пути — тоже в Теплый стан, в рембат. Машины в их сторону не было. Они пошоркались о горячие машинные бока и, не найдя попутчиков, уселись на скамейке рядом с цветочными клумбами. За их спинами текла шумящая улица с юркими легковушками и дребезжащими «бурбахайками». И клумбы, и ряды деревьев на улице, и машины, и прохожие — все это так напоминало мирную жизнь где-нибудь на юге Союза, что уходить отсюда никуда не хотелось.
