Старшина неожиданно резко поднялся и взял у Кости термометр:
— У-у, да тебя в реанимацию надо. Перестарался. — Он пощупал Костин лоб и скомандовал: — Вставай, одевайся.
Потом подошел к Мите. Митя протянул термометр, с испугом глядя на старшину.
— И у этого тоже.
— Сколько?
— Тридцать семь и три, — старшина пристально посмотрел на него. — Ладно, можешь лежать.
«Переволновался. Все из-за старшины! А Костя крупно погорел — теперь старшина с него не слезет». Митя повернулся на бок и попытался не думать о неприятном, но мысли о том, что старшина теперь не даст житья и служба пойдет не лучше, чем во взводе, лезли в голову, не давая заснуть.
Костя вернулся только к ужину, весь в цементе и глине, злой, как черт: «Пришлось за тебя работать. „Раз, — говорит, — твой дружок заболел, будешь за него работать“. А я таскаю булыжники и чувствую, как у меня температура поднимается, того и гляди, солнечный удар хватит». Он разделся и лег, а Митя сходил к медсестре за термометром. Температура у Кости подскочила до тридцати девяти, и ему сделали укол.
После ужина Митя долго лежал на спине и смотрел застывшим взглядом в потолок. Он вспомнил, как Сергей Палыч говорил, что общество, в котором один человек унижает другого, не имеет права на существование, но за всю историю цивилизации не было ни одного примера иного отношения человека к человеку, и что личность не укладывается в рамки законов и в самой себе содержит корень зла, В чем заключался корень зла, Митя уже не помнил, они тогда здорово поспорили. Сергей Палыч сказал, что униженный человек не может встать за будущее; все направлено на то, чтобы удержать его в таком положении; благоразумие и чувство самосохранения не позволят ему шагнуть вперед, и что выход — в братстве и милосердии. Митя обозвал его хиппи, а Сергей Палыч обиделся и сказал, что он не хиппи, а человек, познавший меру добра и зла.
«В течение года я должен терпеть унижения для того, чтобы потом унижать других. А я не хочу», — подумал Митя, засыпая.
Первое, что он увидел, когда проснулся, довольную морду старшины. В руках у него была тетрадь, в которой было расписано, кто где лежит.
«Двое сегодня выписались. Эти места мы освободим для офицеров, а вы собирайтесь и топайте в солдатские палаты. Ты, — старшина ткнул пальцем в Митю, — в шестую палату, а ты, симулянт, — во вторую». Старшина улыбнулся, довольный, что удалось выудить сачков из офицерской палаты: «После завтрака пойдете в команду выздоравливающих, на забор».
