— Я не сплю. Я только глаза закрыл.
— Встать, я говорю!
Митя поднялся и получил сильный удар в грудь. Он упал.
— Больше милости не жди, сержант! Будешь у меня шагать каждую ночь по четыре часа, пока с горы не слезем!
Митя быстро заходил взад-вперед по гребню. Он злился на самого себя. «Все-таки заснул! Если он старикам расскажет, они мне устроят разборку, жизни не будет!»
Вскоре стало светать. Из-за гор показались первые сполохи утреннего зарева, и Кабалов отправился спать: «Докараулишь без меня». Он залез в укрепление, и вскоре оттуда на четвереньках выполз Москвич. Он свалился тут же у входа и мгновенно уснул.
Показалось солнце, и минут через пять стало жарко. Митя разделся донага. «Погибать, так с музыкой. Умру загоревшим», — решил он и улегся на расстеленную «хэбэшку». Но поспать ему не удалось. Стало до того жарко, что он соскочил и перенес «хэбэ» в тень укрепления; сел рядом со спящим Герой и стал выискивать в одежде вшей. За десять дней рейда их набежало прилично.
Поднявшееся солнце сократило тень укрепления; лицо Маляева покрылось испариной и приняло мученическое выражение. Он заворочался, закрутился на месте и, наткнувшись на колючки, вскочил как ужаленный. Митя засмеялся:
— Видок у тебя — будто всю ночь на сковородке жарился.
— Построили, называется, обязательно молодые должны на солнышке!..
— Кто это там больно много разговаривает? — донесся из укрепления голос Джахиса. — Ты, Москвич?
— Так точно, я, Москвич. Хотим с сержантом Шеломовым расширить укрепление.
— Вот еще! Пока я сплю, постройте стеночку с двумя бойницами в сторону кишлака.
Лицо Маляева вытянулось. Митя дал ему подзатыльник.
— Больно много болтаешь! Пошли камни таскать.
К тому времени, когда все проснулись, стенка была выложена. Джахис вылез из укрепления, подошел к их произведению и пнул ногой. Стенка развалилась.
— Складывайте снова.
— Пусть сначала завтрак приготовят, потом будут строить, — предложил Горов, сладко потягиваясь.
После завтрака Горов отправился на центральный пост для переговоров с Пыряевым. Он хотел немного пошмонаться в кишлаке. Никто ничего против не имел, а у молодых не спрашивали. Было решено, что с каждого поста пойдут по пять человек. Пыряев о предстоящей операции на броню сообщать не стал, а им было строго-настрого наказано: если что случится, о кишлаке — ни слова.
Черпаки рвались в кишлак, даже заспорили, кто пойдет. Старики относились к этому мероприятию более сдержанно, без особого энтузиазма, но Джахис и Горов, чтобы никому не было обидно, пошли оба; из молодых выбрали Митю, потому что покрепче.
